Библиотека
материалов

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ МУНИЦИПАЛЬНОЕ ОБЩЕОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ СРЕДНЯЯ ОБЩЕОБРАЗОВАТЕЛЬНАЯ ШКОЛА ИМЕНИ А.И. КРУШАНОВА С. МИХАЙЛОВКА МИХАЙЛОВСКОГО МУНИЦИПАЛЬНОГО РАЙОНА ПРИМОРСКОГО КРАЯ

РЕФЕРАТ

Своеобразие поэзии Иосифа Бродского

Выполнила: Мустафина О.П.

учитель русского языка и литературы.

Михайловка

2014 год

Содержание

Введение

Итоговый характер поэзии И. Бродского……………………………………………………...3

Поэзия Иосифа Бродского – «колоссальный ускоритель сознания, мышления, мироощущения»…………………………………………………………………………4

Особенности поэтического дарования И. Бродского. «Вот я стою в распахнутом пальто, и мир течет в глаза сквозь решето непониманья»…………………………..11

Характер лирического героя И. Бродского…………………………………………...14

Современники, исследователи творчества И. Бродского о его поэтическом даре...18

Заключение……………………………………………………………………………………...22

Библиография…………………………………………………………………………………...25

Приложение……………………………………………………………………………………. 26

Введение

Итоговый характер поэзии И. Бродского

Всё, что я творил, я творил не ради славы

в эпоху кино и радио, но ради речи родной,

Словесности.

Иосиф Бродский

Иосиф Бродский - один из более значительных русских поэтов второй половины XX столетия. Его творчество можно назвать итоговым, сводящим воедино важнейшие тенденции искусства поэтического слова. Цельный итоговый характер поэзии Бродского отчётливо виден в трёх аспектах.

Во-первых, стихи и поэмы Иосифа Бродского насыщенны традициями русской и мировой классики. В любом стихотворении поэта можно обнаружить, как эхо, голоса поэтов - предшественников, опору на лучшее, что было ими создано.

Во-вторых, всё творчество поэта неразрывно связано со своей эпохой. В конце XX столетия подводятся итоги мировых войн, политических и научно-технических революций, и в поэзии Иосифа Бродского, как в зеркале, отражаются настроения и чувства, владеющие людьми, живущими в это непростое время, их сомнения, разочарования, трагическое мировоззрение.

В-третьих, Иосиф Бродский как поэт-мыслитель тяготеет в своем творчестве к итоговым, конечным вопросам бытия, к так называемым метафизическим, философским темам. Основные темы поэзии Бродского, образующие своего рода сквозные линии его творчества в целом, - это поиски смысла жизни, его духовного наполнения; соотношение жизни и смерти, вечного, бессмертного и преходящего, настоящего, Бога и человека, живой и неживой природы; вопросы культуры, места искусства (и поэзии, в частности) в жизни общества.

Именно цельность творчества Иосифа Бродского привлекла моё внимание и подвигла к исследованию произведений и его мироощущения. Я считаю, что цельность творчества зависит от его видения мира поэтом, особенностей поэтического дарования и, в частности, от особенностей характера лирического героя его художественных произведений.

Определив тему экзаменационного реферата как «Итоговый характер поэзии Иосифа Бродского», я сформулировала его основную цель: Привлечь внимание моих сверстников к творчеству яркого, самобытного поэта конца ХХ века.

Соответственно заданной теме и сформулированной цели, мною были поставлены следующие задачи исследовательской работы:

Изучить жизненный и творческий путь поэта второй половины XX столетия Иосифа Бродского в контексте заданной темы;

Выявить особенности его поэтического дарования;

Анализируя стихотворения поэта, определить особенности характера лирического героя;

Проанализировать самые яркие поэтические произведения поэта;

Сопоставляя различные высказывания современников и исследователей творчества поэта, обосновать итоговый цельный характер поэзии Иосифа Бродского.

Выбранная тема актуальна, потому что поэт жил и творил в очень интересное, хотя и драматичное время (вторая половина XX столетия). Драматизм эпохи определил основные особенности его поэтической манеры. В творчестве Иосифа Бродского нашли отражение традиции русского поэтического творчества предшествующих эпох. Его поэзия подвела итог развитию поэтической мысли XIX и XX столетий и определила тенденции развития поэтического творчества будущих мастеров слова. Невозможно знать настоящего и будущего, не зная прошлого. Именно поэтому мне показалось интересным исследовать творчество Иосифа Бродского.

Я убеждена, что цельность и итоговый характер поэзии любого мастера слова прежде всего зависит от цельности его личности, вот почему свою работу я начну с исследования жизненного и творческого пути Иосифа Бродского.

1. Поэзия Иосифа Бродского - «колоссальный ускоритель сознания, мышления, мироощущения ».

Иосиф Александрович Бродский - единственный ребенок в семье ленинградских интеллигентов. Родился Иосиф Бродский 24 мая 1940 года в городе Ленинграде. Отец его,

Александр Иванович Бродский (1903 - 1984), был фотографом - профессионалом. Во время Великой Отечественной войны он служил военным корреспондентом на Ленинградском фронте. После войны служил на флоте, дослужившись до звания капитана 3-го ранга. Мать, Мария Моисеевна Вольперт (1905 - 1983), во время войны в качестве переводчика помогала получать информацию от военнопленных, после войны работала бухгалтером. О своём детстве Иосиф Бродский вспоминал неохотно: «Русские не придают детству большого значения. Я, по крайней мере, не придаю. Обычное детство. Я не думаю, что детские впечатления играют важную роль в дальнейшем развитии».

Уже в отрочестве проявилась его самостоятельность, решительность, твёрдость характера. В 1955 году, не доучившись в школе (ушёл из 8 класса школы №196 на Моховой), поступил работать на военный завод фрезеровщиком, выбрав для себя самообразование, главным образом «многочтение» (как любил выражаться сам поэт). « Начиналось это как накопление знаний, но превратилось в самое важное занятие, ради которого можно пожертвовать всем. Книги стали первой и единственной реальностью» . О своей избе - читальне, отгороженной шкафами в родительской комнате, Иосиф Бродский писал: «... эти десять квадратных метров принадлежали мне, и то были лучшие десять метров, которые я когда-либо знал. Если пространство обладает собственным разумом и способно выказывать предпочтение, то возможно, что хотя бы один из тех десяти метров тоже может вспоминать обо мне с нежностью. Тем более теперь, под чужими ногами».

Пожелав стать хирургом. Иосиф Бродский позже стал работать помощником прозектора в морге госпиталя тюрьмы «Кресты».

«... в шестнадцать лет я хотел стать хирургом, начал работать помощником прозектора в морге, целый месяц ходил в морг анатомировать трупы» .

В 1956 году впервые попытался рифмовать. Первая публикация вышла в 1957 году, стихи были незамысловатые:

Прощай, позабудь и не обессудь.

А письма сожги, как мост.

Да будет мужественным твой путь,

Да будет он прям и прост...

Иосиф Бродский пережил в юности сильное влияние творчества Лермонтова и Державина.

Он часто менял места и виды работы: фрезеровщик, техник-геофизик, санитар, кочегар, фотограф, переводчик и т.д.- пытаясь найти такой заработок, который оставлял бы больше времени на чтение и сочинительство. Во время геологической поездки в Якутск в 1959 году он приобрёл в книжном магазине том стихотворений Е.А.Баратынского, прочитав который, окончательно укрепился в желании стать поэтом: « Читать мне было нечего, и когда я нашел эту книжку и прочёл её, тут-то я всё понял: чем надо заниматься. По крайне мере, я очень завёлся, так что Евгений Абрамыч как бы во всём виноват» .

Иосиф Бродский всегда охотно читал наизусть большие отрывки из элегий Е.Баратынского «Осень», «Запустение», «Дядьке - итальянцу». Вторым, после Баратынского, его любимым стихотворцем был другой поэт пушкинской плеяды - Пётр Вяземский.

В конце 50-х начале 60-х годов Иосиф Бродский стал интенсивно изучать английский и польский языки. Он посещал лекции на филологическом факультете ЛГУ, изучал историю литературы, начал переводить и непрерывно писал свои оригинальные стихи, не пытаясь угодить социальному заказу, напрочь отвергая всякую банальность, но при этом непрерывно искал новые темы, свежие интонации и звуки, неожиданную рифму, сильные запоминающиеся образы.

У Бродского было очень много разновозрастных друзей, им он и читал свои новые «стишки, стишата», как любил выражаться поэт.

Его стихи передавались из рук в руки в машинописных и переписанных от руки списках. В читающей среде быстро распространялись замечательные, ни на чьи не похожие, отличавшиеся ранней зрелостью, зоркостью, узнаваемой индивидуальностью и резкостью, исповедальностью, открытостью, лирической проницательностью, тончайшим мастерством огранки стихи и поэмы: «Рождественский романс», «Шествие», «Пилигримы», «Стихи под эпиграфом», «Одиночество», «Элегия», «Романс», «Гость», «Стансы городу» и др.

На стихи Иосифа Бродского ленинградский бард Евгений Клячкин написал

музыку, так были созданы замечательные песни. Позднее много песен на стихи Иосифа Бродского создал и московский бард Александр Мирзаян.

Несмотря на отсутствие весомых публикаций, у Иосифа Бродского была скандальная для того времени широчайшая известность лучшего и самого известного поэта самиздата. Сам поэт вспоминал: «...самиздат - весьма условное понятие. Если под самиздатом вы подразумеваете передачу рукописей из рук в руки и систематическое перепечатывание, то должен сказать, что мои стихи начали распространяться ещё до того, как появился сам самиздат. Кто-то, кому нравились мои стихи, просто переписывал их, давал кому-нибудь почитать, а кто-то ещё потом брал у него: Самиздат же появился всего пять или шесть лет назад ».

Друг поэта Я. Гордин так охарактеризовал молодого Иосифа Бродского в те годы: «Определяющей чертой Иосифа в те времена была совершенная естественность, органичность поведения. Смею утверждать, что он был самым свободным человеком среди нас, - небольшого круга людей, связанных дружески и общественно, - людей далеко не рабской психологии. Ему был труден даже скромный бытовой конформизм. Он был - повторяю - естественен во всех своих проявлениях» .

Приблизительно в 1963 году поэт впервые внимательно прочёл Библию. Это на него произвело, как он сам вспоминал, «самое сильное впечатление в жизни».

В 1963 году обострились его отношения с властью в Ленинграде. Е.Евтушенко писал: «Несмотря на то, что Бродский не писал прямых политических стихов против советской власти, независимость формы и содержания его стихов плюс независимость личного поведения приводили в раздражение идеологических надзирателей».

29 ноября 1963 года в газете «Вечерний Ленинград» за подписью А.Ионина, Я. Лернера, М. Медведева был опубликован пасквиль «Окололитературный трутень» на Бродского, где о нём и его ближайшем окружении было сказано: «...Несколько лет назад в окололитературных кругах Ленинграда появился молодой человек, именовавший себя стихотворцем... Приятели звали его запросто - Осей. В иных местах его величали полным именем - Иосиф Бродский... С чем же хотел прийти этот самоуверенный юнец в литературу? На его счету был десяток - другой стихотворений, переписанных в тоненькую тетрадку, и все эти стихотворения свидетельствовали о том, что мировоззрение их автора явно ущербно... Он подражал поэтам, проповедовавшим пессимизм и неверие в человека, его стихи представляют смесь из декадентщины, модернизма и самой обыкновенной тарабарщины. Жалко выглядели убогие подражательные попытки Бродского. Впрочем, что-либо самостоятельное сотворить он сам не мог: силёнок не хватило. Не хватило знаний, культуры. Да и какие могут быть знания у недоучки, не окончившего даже среднюю школу?»

В конце статьи содержался прямой призыв к органам оградить Ленинград и ленинградцев от опасного трутня: «Очевидно, надо перестать нянчиться с окололитературными тунеядцем. Такому, как Бродский, не место в Ленинграде. ... Не только Бродский, но и все, кто его окружает, идут по такому же, как и он, опасному пути... Пусть окололитературные бездельники вроде Иосифа Бродского получат самый резкий отпор. Пусть неповадно им будет мутить воду!»

Организованная травля разрасталась; оставаться в Ленинграде Бродскому было опасно; во избежание ареста друзья в декабре 1963 года увезли его в Москву.

2 января 1964 года Иосиф Бродский узнал об измене его невесты Марины Павловны Басмановой. Кстати сказать, родители молодых с обеих сторон резко отрицательно относились к их отношениям.

24 - летний Бродский чрезвычайно тяжело пережил двойной гадкий удар невесты и друга.

Вскоре его ждала другая беда: вечером 13 февраля 1964 года на улице Иосиф Бродский был неожиданно арестован.

После первого закрытого судебного разбирательства поэт был помещён на три недели в «психушку», где подвергался издевательским экспериментам. В итоге он был признан психически здоровым и трудоспособным. Заточение доводило его до помешательства.

Второй, открытый суд, состоялся 13 марта 1964 года. Решение суда - высылка на 5 лет с обязательным привлечением к физическому труду.

Норинской.

Я. Гордин вспоминал: «Деревня находится в километрах тридцати от железной дороги, окружена болотистыми северными лесами. Иосиф делал там самую разную физическую работу. Когда мы с писателем Игорем Ефимовым приехали к нему в октябре шестьдесят четвёртого года, он был приставлен к зернохранилищу - лопатить зерно, чтоб не грелось. Относились к нему в деревне хорошо, совершенно не подозревая, что этот вежливый и спокойный тунеядец возьмёт их деревню с собой в историю мировой литературы» .

4 сентября 1965 года поселковая коношская газета «Призыв» опубликовала стихотворение Бродского «Осеннее»; гонорар ссыльного поэта составил два рубля с мелочью.

Осеннее

Скрип телег тем сильней,

Чем больше вокруг теней,

От колючей стерни.

Из колеи в колею

Дерут они глотку свою.

Чем гуще листва вокруг.

Вершина голой ольхи

И жёлтых берёз верхи

Видят, уняв озноб,

Как смотрит связанный сноп

В чистый небесный свод.

Опять коряга, и вот

Деревья слышат не птиц,

А скрип деревянных спиц

И громкую брань возниц.

Во время ссылки его навестили друзья. Е.Рейн и А.Найман. Они привезли поэту письмо от Анны Ахматовой и сделали снимки опального поэта. Год спустя в интервью Майклу Скаммелю на вопрос «Как на вашу работу повлияли суд и заключение?» Бродский ответил: «Вы знаете, я думаю, что даже пошло мне на пользу, потому что те два года, которые я провёл в деревне, - самое лучшее время в моей жизни. Я работал тогда больше, чем когда бы то ни было. Днём мне приходилось выполнять физическую работу, но поскольку это был труд в сельском хозяйстве, а не работа на заводе, существовало много периодов отдыха, когда делать нам было нечего».

В период ссылки им были написаны такие стихотворения, как «Одной поэтессе», «Два часа в резервуаре», «Новые стансы к Августе», «Северная почта», «Письмо в бутылке», «Брожу в редеющем саду...», «Гвоздика», «Пророчество», «24.5.65. КПЗ», «В деревне Бог живёт не по углам...» и другие.

В 1965 году под давлением мировой общественности решением Верховного суда РСФСР срок высылки поэта сокращён до фактически отбытого (1 год 5 месяцев).

В этом же 1965 году в Нью-Йорке вышла первая книга Иосифа Бродского на русском языке «Стихотворения и поэмы». Поэт отзывается об этом событии так: «Я очень хорошо помню свои ощущения от моей первой книги, вышедшей по-русски в Ню - Йорке. У меня было ощущение какой-то смехотворности произошедшего. До меня никак не доходило, что же произошло и что это за книга».

В 1966 году, во время похорон Анны Ахматовой Бродскому было поручено найти место на кладбище, и он сумел «выбить» большую площадь на кладбище в Комарове. 10 марта 1966 года поэт навсегда простился со своим старшим другом. Анне Ахматовой были посвящены стихи «Утренняя почта для А.А.Ахматовой из г. Сестрорецка», «Закричат и захлопочут петухи...», «Сретенье», «На столетие Анны Ахматовой» и эссе «Муза плача» (1982).

Иосиф продолжает жить с родителями в большой коммунальной квартире. Позже в Америке он пишет книгу, одну из глав которых он назовёт «Полторы комнаты». Именно сюда, в его клетушку, отгороженную шкафами, приходили друзья. Он угощал их картошкой с селёдкой и водкой, читая им свои стихи, и они были счастливы.

Бродский пытался публиковать свои стихи, но сталкивался с жёстким давлением цензуры, уничтожавшим всё своеобразие его стихов и всю проделанную работу; все попытки цензурного вмешательства поэт не принимал ни в каких формах.

Тем временем российские спецорганы ускоренно готовили высылку неудобного, несломленного, бескомпромиссного поэта Иосифа Бродского за рубеж. Для ОВИ РА была представлена унижающая человеческое достоинство характеристика.

Рано утром 4 июня 1972 года, покидая страну, как оказалось навсегда, Иосиф Бродский написал письмо Генеральному секретарю КПСС Леониду Ильичу Брежневу, в котором выразил надежду, что ему разрешат публиковаться в русских журналах и книгах: «Мне горько уезжать из России... переставая быть гражданином СССР, я не перестаю быть русским поэтом. Я верю, что я вернусь; поэты всегда возвращаются: во плоти или на бумаге. Я хочу верить и в то, и в другое.

Я прошу дать мне возможность и дальше существовать в русской литературе, на русской земле. Я думаю, что ни в чём не виноват перед своей Родиной. Напротив, я думаю, что во многом прав... в любом случае, даже если моему народу не нужно моё тело, душа моя ему ещё пригодится».

О первых днях эмиграции Иосиф Бродский вспоминал: «И меня поразила вовсе не свобода, которой лишены русские, ...но реальная материя жизни, её вещность».

В США Иосиф Бродский в полной мере реализовал все те возможности творческого и карьерного роста, а также издательской активности, которые ему предложили двухсотлетняя демократия, сверхразвитые отношения и мощная система поддержки университетского образования.

Марии Моисеевне и Александру Ивановичу Бродскому не разрешили выехать к сыну, как и не разрешили Бродскому приехать в Ленинград на похороны матери и отца. Это в значительной степени сказалось на его нежелании приехать в родной город в 90-е годы.

В 1972 году в Анн - Арборе вышел его сборник русских стихотворений и поэм «Остановка в пустыне». В 1973 году вышел том избранных стихотворений Иосифа Бродского, переведённых на английский язык профессионалом Джорджем Клайном. О Бродском писали: «Бродский демонстрировал беспредельные познания в мировой литературе, искусстве, музыке и других интересующих его областях». (Анн - Мари Брамм)

В 1977 году в издательстве «А rdis » в Анн - Арборе были опубликованы важнейшие сборники стихотворений «Конец прекрасной эпохи» и «Часть речи».

В 1977 году поэт получил письмо А.И.Солженицына, в котором было выражено восхищение профессиональной работой поэта: «Ни в одном русском журнале не пропускаю Ваших стихов, не перестаю восхищаться Вашим блистательным мастерством. Иногда страшусь, что Вы как бы в чем-то разрушаете стих, - но и это Вы делаете с нравственным талантом».

К своему сорокалетию Бродский написал замечательное стихотворение, подводящее итог прожитому и оценку будущему:

Жил у моря, играл в рулетку,

С высоты ледника я озирал полмира,

Трижды тонул, дважды бывал распорот,

Бросил страну, что меня вскормила.

Из забывших меня можно составить город.

Я слонялся в степях помнящих вопли гунна,

Надевал на себя что сызнова входит в моду,

Сеял рожь, покрывал черной только гумна

И не пил только сухую воду.

Я впустил в свои сны вороненый зрачок конвоя,

Жрал хлеб изгнанья, не оставляя корок.

Позволял своим связкам все звуки, помимо воя;

Перешел на шепот. Теперь мне сорок.

Что сказать мне о жизни?

Что оказалась длинной.

Из него раздаваться будет лишь благодарность,

В 1980 году Бродский получил американское гражданство, В 1981 году перенёс операцию на сердце(в Америке Бродского беспокоили постоянные проблемы с сердцем). К маю 1987 года поэт перенёс 3 сердечных приступа. Инфаркты залечивались в Пресвитерианской больнице.

1987 года поэт так оценивал своё изгнание: «Те 15 лет, что я провёл в США, были для меня необыкновенными, поскольку все оставили меня в покое. Я вел такую жизнь, какую, полагаю, и должен вести поэт - не уступая публичным соблазнам, живя в уединении. Может быть, изгнание есть естественное условие существования поэта, в отличие от романиста, который должен находиться внутри структур описываемого им общества. Я чувствовал некое преимущество в этом совпадении многих условий существования и многих занятий... Я привык жить в стороне и не хочу это менять. Я так давно живу вдали от родины, мои взгляды - это взгляд извне, и только; то, что там происходит, я кожей не чувствую... Напечатают меня - хорошо, не напечатают - тоже не плохо. Прочтёт следующее поколение. Мне это совершенно все равно... Почти всё равно».

В декабре 1987 года, в возрасте 47 лет, Бродский был награждён Нобелевской премией по литературе: «за всеохватное авторство, исполненное ясности мысли и поэтической глубины». Бродский был одним из самых молодых лауреатов за все годы её присуждения.

Прочитанная им «Нобелевская лекция» стала интеллектуальным и эстетическим бестселлером, трактующим проблему независимости творческой личности от социального окружения, духа преемственности и моральных обязательств, трагичность бытия и уроков истории грядущем поколениям.

18 мая 1988 года на открытии Первой книжной ярмарки в Турине Бродский произнёс речь «Как читать книгу», легшую в основу одноименного эссе.

В Париже в 1991 году Бродский познакомился с итальянской аристократкой Марией Соззани и женился на ней. В 1993 году у супругов родилась дочь Анна Александра Мария, очень похожая на мать поэта. Бродский с нежностью относился к дочери и называл её Нюша.

В 1991 году И. Бродский стал профессором литературы в колледже Маунт Холлиок в городке Саут - Хедш, штат Массачусетс.

С мая 1991 года по май 1992 года Бродский был назначен Поэтом - Лауреатом

Библиотеки Конгресса США

Летом 1991 года поэт провёл в Англии, выступая с авторскими вечерами и участвуя в

научных конференциях.

В мае 1995 года, к пятидесятилетию поэта, в Санкт - Петербурге журнал «Звезда» организовал и провёл международную научную конференцию, посвященную творчеству И. Бродского. Тогда же был подписан указ А. Собчака о присвоении Бродскому звания почётного гражданина Санкт - Петербурга.

В марте 1995 года Бродский встречался с А. Собчаком в Нью - Йорке. Собчак настойчиво приглашал поэта в Петербург. Сначала он согласился, но потом в письме отказался: «... для осуществления этого предприятия требуется внутренние и часто физические ресурсы, которыми я в данный момент не располагаю».

9 апреля 1995 года Бродский провёл последний авторский вечер для русских эмигрантов в Морз Аудиториуме Бостонского университета, на котором он утверждал, что «его жизнь - это его жизнь литературных традиций».

М. Бродский вспоминает: «... незадолго да смерти Иосиф увлекался идеей основать в Риме Русскую академию... по его замыслам такая академия дала бы русским писателям, художникам и учёным возможность приводить какое-то время в Риме и заниматься там творчеством и исследовательскими работами». Но этому проекту не было возможности осуществиться: Иосиф Бродский умер в возрасте 55 лет, 28 января 1996 года.

Известие о его смерти немедленно облетело весь мир. Русский устный телеграф уверял - «в ванной от разрыва сердца», в доступных американских некрологах с равнодушной и холодной краткостью констатируется - «во сне». Это был последний инфаркт...

Своей жизнью и творчеством Бродский отрицал многие ходячие политические, философские, художественные заблуждения своего времени. Рано осознавший свой поэтический дар и призвание, а также своё высокое предназначение, он проявил несгибаемую твердость в отстаивании своего права на свободу выражения, с честью вынеся хулу наказания, притеснение тоталитарного общества.

Будучи вышвырнут за границу, лишённый встреч с родителями, вычеркнутый из литературного процесса на Родине, поэт написал выдающиеся стихотворения и поэмы на русском языке, а также полные глубокой мысли и непреходящей художественной ценности эссе на английском языке.

Нобелевская премия показала высокую прижизненную оценку мировой

общественностью творчества Бродского, сломав остатки идеологических запретов и открыв возможность широкой публикации его сочинений в России.

2. Особенности поэтического дарования И. Бродского. «Вот я стою в распахнутом пальто, и мир течёт в глаза сквозь решето, сквозь решето непониманья».

«Независимо от того, является человек писателем или читателем, задача его состоит в том, чтобы прожить свою собственную, а не навязанную жизнь, ибо она у каждого из нас только одна, и мы хорошо знаем, что всё это кончается. Было бы досадно израсходовать этот единственный шанс чуждой внешности, чуждой опыта, на тавтологию - тем более что глашатай исторической необходимости, по чьему наущению человек на тавтологию эту готов согласиться, в гроб с ним вместе не лягут и спасибо не скажут» , - писал Бродский в «Нобелевской лекции», и это было не ежеминутное умозаключение, это выстраданное, вымученное, навязанное беспринципностью мироощущение великого поэта.

И. Бродский в мировой литературе - фигура уникальная. Его многие называют современным классиком, потому что поэзия его лишена очевидных примет времени. Он свободен в выборе времени, места, жанра, свободен по отношению к словесности.

Друг поэта Я. Гардин так охарактеризовал молодого Бродского: «Определяющей чертой Бродского была совершенная естественность, органичность поведения. Смею утверждать, что он был самым свободным человеком среди нас... Ему был труден даже скромный бытовой конформизм... К нему вполне применимы были слова Грибоедова: « Я пишу, как живу - свободно и свободно».

Бродский тщательно и очень прочно усвоил уроки и открытия мастеров прошлого, он отчётливо видел области российского поэтического языка, практически не разработанные и не освоенные предшественниками, и взвалил на себя огромный труд быть здесь первопроходцем. Именно это знание позволило ему творить с принципиальной установкой на новое качество стиха. «Бродский с самого начала взялся за грудные вещи. Он принял словесность как служение - а это совсем другое дело, чем «самовыражение», охота за «удачами», более или менее регулярное производство текстов»,- так отзывалась о поэтической манере Бродского О. Седакова.

Ранний период творчества Бродского характерен тем, что он, активно осваивая и усваивая лучшие образы отечественной и зарубежной поэзии, сформулировал для себя принцип необходимости своего постоянного духовного роста и рецепт лепки индивидуального, легко узнаваемого поэтического шедевра; сжатость, мощь, новизна, содержательность, эзоповская иносказательность, афористичность, мастерство, гармония – вот основные черты его творчества. Он рано понял необходимость синтеза преемственности и реформы русского классического стиха, выявление его новых выразительных возможностей.

В ссылке он гораздо лучше осознал свои поэтические задачи и своё поэтическое кредо, не зная только, позволят ли ему реализовать свои возможности до конца: «...главное не изменяться... Я разогнался слишком далеко, и я уже никогда не остановлюсь до самой смерти. Всё это как-то мелькает по сторонам, но дело не в этом. Внутри какая - то неслыханная бесконечность и отрешенность, и я разгоняюсь всё сильней и сильней».

Большинство поэтов, писавших о Бродском, отмечали его тягу к повествовательности, виртуозность владения стихом и несколько монотонные ритмы, а также демонстративный аполитизм, служение «поэзии ради поэзии». Его стихи пространны и являют собой редкий в русской поэзии пример монументализма, опиравшегося на традиции «латинства». Бродский находит новый жанр - большое стихотворение. Им написаны «Большая элегия Джону Донну», «Холмы», «Исаак и Авраам». По словам историка и поэта Я. Гордина, друга Бродского, «это не поэмы. Это развёрнутые на огромном пространстве стихотворения... Нужны, может быть, утомительные длинноты, завораживающие читателя. Это новая магия. Это тоже имеет отношение к проблеме языка, к проблеме повторов, к проблеме протяжённости такого чисто языкового пространства, когда даже уже и смысл не явен, а играют роль сами по себе слова. Тут можно вспомнить одический сомнамбулизм Ломоносова...»

Все исследователи поэзии Бродского отмечали у него обилие цитат, аллюзий (намёков на известное литературное произведение или историческое событие) ассоциации, скрытые ссылки на великих предшественников (от Державина и Пушкина до Хлебникова и Пастернака), следование за Ахматовой и Мандельштамом; его стихи - это насыщенный раствор, из которого постоянно выпадают кристаллы книжной культуры. Это поэзия для «немногих» для «избранных», по словам А.И. Солженицына.

Об оценке творчества Бродского А.И. Солженицыным следует сказать отдельно. В своей статье «Иосиф Бродский - избранные стихи» он пишет: «Поэт настолько выходит из рамок силлабо-тонического стихотворения, что стихотворная форма уже как бы (или явно) мешает ему. Он всё более превращает стих в природу. Начинаешь воспринимать так: да зачем же он вставляет в природу рифмы? Бродский революционно сотрясает русское стихосложение... Он вносит сразу много резче, чем требует эволюция протекающего времени» .

Отличительной чертой поэзии Бродского Солженицын считал и её ироничность: «Иронией - всё просечено и переполнено». Солженицын отличал, что в стихах Бродского «иронию можно назвать сквозной чертой, органической частью его мироощущения и всеохватным образом поведения... Неизменная ироничность становится для Бродского почти обязанностью поэтической службы»

Солженицын в своей статье указывает ещё одну особенность поэзии Бродского: просторные рифмы. «В рифмах, - отмечает Солженицын, - Бродский неистощим и высоко изобретателен, извлекает их из языка там, где они как будто и не существуют. Рифмы - очень находчивые, являют его тонкое фонетическое ухо, много свежих и смелых, он расширил пределы рифмы: подробней - кровлей, плевел - север, отметки - по-немецки, горних - треугольник». В своей статье Солженицын указал также и на недостатки поэтики Бродского. Главным недостатком он считал принятую Бродским снобистскую позу, диктующую ему строить свой стиль на резких диссонансах и насмешке, на вызывающих стыках разностильностей, даже и без оправданной цели. Также Солженицын считал, что Бродский « И грубую разговорность... вводит в превышенных, неоправданных дозах»: «Кой ляд быть у небес... в реестре», «Непротивление... мне - как серпом по яйцам», «Хватит трепаться о пополаме». «Не всегда отчётливо проведёшь границу, где эпатаж, а где языковое нерешительство...?» - удивлялся Солженицын.

Но, несмотря на указанные недостатки, (а их Солженицын нашел в поэтическом наследии Бродского немало) в целом творческий метод поэта ему представляется интересным.

Доказательством необычности и неоднозначности поэтических особенностей художественного мира Бродского служат его стихотворения. В качестве примера рассмотрим одно из них:.

Зимним вечером в Ялте.

Сухое левантийское лицо,

Упрятанное оспинками в бачки,

Когда он ищет сигарету в пачке,

На безымянном тусклое кольцо

Внезапно преломляет двести ватт

И мой хрусталик вспышки не выносит;

Глотая дым при этом, «виноват».

Январь в Крыму. На черноморский берег

Зима приходит как бы для забавы:

Не в состояние удержаться снег

На лезвиях и остриях агавы.

Пустуют ресторации. Дымят

Ихтиозавры грязные на рейде,

И прелых лавров слышен аромат.

«Налить вам этой мерзости?» «Налейте».

Итак, улыбка, сумерки, графин.

Вдали буфетчик, стискивая руки,

Дает круги, как молодой дельфин

Вокруг хамсой заполненной фелюки

Квадрат окна. В горшках желтофиоль.

Снежинки, проносящиеся мимо.

Остановись мгновенье! Ты не столь

Прекрасно, сколько ты неповторимо.

Прежде всего, следует обратить внимание на непринужденную повествовательную интонацию речи,даже отчасти разговорного характера. Эта интонация создается с помощью лексических средств: «упрятанное оспинками», «ихтиозавры грязные», «дает круги» и другие. Во-вторых, непринужденность интонации подчёркивается синтаксисом, а именно средней длиной предложения. Эти предложения крайне неравны по длине: от

Двух-трех слов (Январь в Крыму. Квадрат окна) до 3-х с лишним десятков. Практически вся первая строфа представляет как будто большое ритмическое единство, т.к. только в ней есть опоясывающая рифма, к тому же 4-ый и 5-ый стихи связанны переносом. Переносы поэт использует для той же цели: созданию художественного эффекта разговорной речи.

В этом стихотворении Бродский использует ещё один характерный для его поэтической манеры приём: реминисценция. В последующих двух строчках мы наблюдаем реминисценцию из «Фауста» Гете. Такое присутствие высшего смысла жизни в каждом её мгновении - своеобразная отличительная черта поэтического мироощущения Бродского.

Итак, рассматривая поэтические особенности художественного мира Бродского, можно с уверенность сказать, что использованные приёмы позволили поэту создать неповторимые, самобытные ни на что доселе не похожие стихи. И пусть не всё в его поэзии мне понятно (это объясняется и возрастом и недостатком литературных знаний), всё равно его поэтическая манера заставляет читателя думать, сопоставлять, а главное - любить всё то, что создано его Гением.

3. Характер лирического героя И.Бродского.

Только с горем я чувствую солидарность.

Но пока мне рот не забили глиной,

Цельность творчества Иосифа Бродского зависит от особенностей характера его лирического героя. Поэт - скиталец, высокомерный и великодушный, терзаемый тоской и одиночеством, мастер, играющий послушным ему стихом и словом, он всюду узнаваем.

Уже в раннем стихотворении Бродского («Пилигримы») можно обнаружить то мироощущение, которое будет неизменно свойственно поэту в дальнейшем. Толчком к созданию этого стихотворения, на мой взгляд, послужило разочарование поэта в любви. Такое предположение позволяет сделать взятые в качестве эпиграфа строки Шекспира:

Мои мечты и чувства в сотый раз Идут к тебе дорогой пилигримов.

Но поэт уходит в этом стихотворении от темы неразделенной любви. Старинное слово «пилигримы» означает богомольцев, давших обет пешком дойти до святого места, чтобы поклониться святыне, покаяться в грехах, очиститься от них. Бродский изображает их идущими через века «мимо ристалищ» (античные площади для состязаний), «мимо капищ» (языческих храмов), «мимо храмов и богов». Странствие - их призвание:

Глаза их полны заката,

Сердца их полны рассвета.

Пилигримы обречены жить в мире иллюзий и поисков. Этот романтический образ искателей трагичен, потому что мир не изменяется: он вечный и лживый. Но трагическая безысходность такого мироощущения все же преодолевается. В конце стихотворения пилигримы приобретают облик человека борьбы - солдата и человека искусства - поэта:

И быть над землей закатам,

И быть над землей рассветом,

Удобрить ее солдатом

Ободрить ее поэтам.

Судьба странника, пилигрима всегда была близка Иосифу Бродскому. Он сам много путешествовал. Но где бы ни был поэт, в экспедициях ли, в эмиграциях, тоска по родине в нем жила и прорывалась в стихах. Издалека пристально следил он за судьбой России. И порою неожиданно для себя писал гражданские, остро политические стихи.

Таким было и стихотворение «На смерть Жукова» (1974), отзыв поэта на похороны маршала СССР. В стихотворении выражено глубокое сочувствие судьбе великого полководца, дана высокая оценка подвига человека, «родину спасшего». Ему, воевавшему за «правое дело», прощается жестокость, суровое исполнение долга. Бродский ставит Жукова в один ряд с великими полководцами прошлого Ганнибалом, Велизарием, Помпеем. Вероломные тираны, боятся таланта и воли этих военных деятелей, но история вознесла их на пьедестал национальных героев. И ещё с одним прославленным военачальником прошлых веков сближает Бродский своего героя. Два века назад, в 1800 году, было написано стихотворение Г.Р. Державина «Снегирь», посвященное прощанию с А.В. Суворовым. Бродский в своих стихах восстанавливает голос предшественника, его скорбные интонации. В стихах Бродского много риторических восклицаний и вопросов. Лёгкий узор архаизмов (десница, вражеский меч, алчная Лета) усиливает торжественность речи. Даже снегирь, к которому обращен стих Державина, упомянут Бродским в заключительных строчках.

Бей, барабан, и, военная флейта,

Громче свести на манер снегиря.

Но главное в перекличке поэтических голосов, в их созвучии понимание характеров полководцев, их просторы, мужества, воли, благородно сохраненных народной памятью:

Маршал! Поглотит алчная Лета

Эти слова и твои прахоря .

В стихах Бродского неожиданно и так уместно звучит старинное русское слово «прахоря». Деталь выразительно рисует облик выходца из народной среды, воина, привычного к тяжкому труду на поле брани.

Поэт создает величественный и глубоко человечный образ Жукова, много стоит эпитет, которым он награждает маршала: «пламенный Жуков». Прекрасное стихотворение «на смерть Жукова» написано рукою истинного патриота, человека пережившего в детстве блокаду Ленинграда и радостные дни победы, сына фронтовика, служившего всю войну на флоте.

Трагическая тема смерти, бесследного исчезновения всего живого, глубоко волновала Бродского. Зачем страдать и радоваться, любить и ненавидеть, если всё уйдет в прошлое, всё поглотит смерть? На эту тему поэт написано много стихов, иногда очень мрачных, даже озлобленных. Но были у Бродского чувства, которые помогли преодолеть самый чёрный пессимизм, были в его творчестве постоянные образы, озарявшие его поэтический мир светом надежды и добра. И самым заветным для поэта был образ Христа. Бродский часто в стихах обращался к Богу, хотя веру в небожителей он называл «почтой в один конец». На Рождество много лет подряд он писал стихи о младенце Христе, «чтобы таким образом поздравить человека, который принял смерть за нас» .

Вершиной его религиозных стихов стало «Сретенье» (1972). Это стихотворение - глубокое проникновение в смысл евангельского предания.

Сретенье Господне празднуется 15 февраля. Дева Мария и Иосиф в 40-ой день рождения младенца принесли его в храм Иерусалимский для посвящения Богу. В то время в Иерусалиме жил благочестивый старец Силион, которому было обещано от Бога, что он не умрет, пока не увидит Христа Спасителя.

Силион тоже пришел в храм, благословил Бога и стал говорить, что младенец этот есть Спаситель Господь Иисус Христос. То же самое говорила всем и служившая при храме пророчица Анна. Наиболее полно этот эпизод изложен в Евангелии от Луки: «Он взял его на руки, благословил Бога и сказал: Ныне отпущаешь раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром; Ибо видели очи мои спасение Твоё, Которое Ты уготовил пред лицом всех народов, Свет к просвещению язычников, и славу народа твоего Израиля». (Лука, 2:28-31).

Бродский следует писанию, преображая с большим искусством и внутренним тактом древние слова в современные стихи:

И старец промолвил: «Сегодня,

Речённое некогда слово храня,

Ты с миром, Господь, отпускаешь меня

Затем, что глаза мои видели это

Дитя: он - твое продолжение и света

Источник для идолов, чтящих племён,

И слава Израиля в нем».

Скупой лаконичный сюжет из Евангелия преобразуется поэтом в повествование с реальными подробностями происходящего. Воображение его рисует огромный темный полупустой храм, что обступает пришедших «как замёрзший лес». Лучом, откуда-то падающим на младенца, поэт «высвечивает» образ новорождённого:

И только на темя случайным лучом

свет падал младенцу; но он ни о чём

не ведал еще и посапывал, сонно

покоясь на крепких руках Силиона.

Но основное внимание сосредоточено на поведении, речи, поступках Силиона. В Евангелии сказано только: «Иосиф же и Матерь Его дивились сказанному о Нём». Бродский же воссоздает впечатление странной тишины и эха от слов старца. В уста смущенной Марии поэт вкладывает благовейную полуфразу: «Слова-то какие...» А далее следуют строки, рисующие поистине величественный уход Силиона - из храма и из жизни:

Он шёл умирать. И не в уличный гул

Он, дверь отворивши, шагнул,

Но в глухонемые владения смерти.

Мужество Силиона перед лицом смерти объяснено его надеждой и верой. Так преодолевается Иосифом Бродским тема трагической безысходности:

И образ младенца с сияньем вокруг

Пушистого темени смертной тропою

Душа Силиона несла пред собою

Как некий светильник, в эту чёрную тьму,

В которой дотоле ещё никому

Дорогу себе озарять не случилось.

Светильник светил, и тропа расширялась.

Трагическая тьма одиночества человека в мире и его бесследного исчезновения достигает кульминации в творчестве И. Бродского в годы эмиграции. Ярким примером трагедийной лирики поэта стала стихотворение «Осенний крик ястреба» (1975). Образ птицы играет роль сравнения: эхо слов Симеона из стиха «Сретенье» подобно взлетевшей птице в стихе «Осенний крик ястреба». Сюжет превращен в яркие, запоминающиеся картины полета птицы и её гибели. Часто наблюдаемая, нарочито холодная рассудочность в стихах поэта исчезает, уступая место словесной живописи. Стих открывается красочным видом долины реки Коннектикут. Это - взгляд птицы сверху вниз:

Северо-западный ветер его поднимает над

Сизой, лиловой, пунцовой, алой долиной Коннектикута...

На воздушном потоке, распластанный, одинок,

Всё, что он видит - гряду покатых холмов и серебро реки,

Вьющейся точно живой клинок, сталь в зазубринах

Перекатов. Схожи с бисером городки

Новой Англии.

Затем облик ястреба фиксируется как бы взглядом летящего рядом:

Он парит в голубом океане, сомкнувши клюв,

с прижатой к животу плюсною - когти в кулак,

точно пальцы рук - чуя каждым пером поддув

снизу, сверкая в ответ глазною ягодою...

Угол зрения меняется ещё несколько раз: с земли какие-то люди, ребенок у окна, пара, вышедшая из машины, женщина на крыльце наблюдает полет птицы; вновь восприятие ястреба окружающего его мира и вновь люди, «мы», видящие его с земли. Благодаря смене углов зрения сюжет принимает динамику и драматизм. Подъём птицы становится тревожным:

Но восходящий поток его поднимает вверх выше и выше.

Эк, куда меня занесло!

Он чувствует смешанную с тревогой гордость.

Перевернувшись на

Крыло, он падает вниз. Но упругий слой воздуха его

Возвращает в небо, в бесцветную ледяную гладь.

Кульминация полёта ястреба - крик ужаса и гнева перед гибелью:

Он догадывается: не спастись,

И тогда он кричит...

Пронзительный, резкий крик

Страшней, кошмарнее ре-диеза

Алмаза, режущего стекло,

Пересекает небо. И мир на миг

Как бы вздрагивает от пореза.

Бродский выделяет трагический момент звуком. Благодаря аллитерации возникает ощущение обжигающего холода. Птица плывет в зенит, замерзая, вся в серебре. Наконец мы слышим звон разбивающейся посуды. Серебряные осколки слетают с неба и тают на ладони.

Вот как толкуют символику образа ястреба исследователи творчества Бродского. Ефим Курганов смысл этого стиха сводит к роковой ошибке поэта - ястреба, который устремился в пространство свободы, что его и погубило. В ещё более отвлечённом плане характеризует содержание стиха Лотман: «...речь идет о чем-то более общем - о вытеснении человека из мира, об их конечной несовместителъности ». Следует обратить внимание и на то, что в стихах упоминается цель полёта птицы. Ястреб гордится достигнутой высотой, но главное не в этом: он держит путь на Юг, но вернуться на родину ему уже не удается:

И, ловя их пальцами, детство

Выбегает на улицу в пестрых куртках

И кричит по-английски: «Зима, зима!»

Это говорит о том, что стих именно к русскому читателю, он и написан по-русски. Поэт посылает свой рассказ о погибшем в Америке ястребе в Россию.

Итоговый характер творчества Бродского сказался в том, что поэту было свойственно подводить итоги прожитого в стихах: «Бродский стремился не столько запечатлеть пережитое, сколько свести дебит с кредитом, выяснить баланс достигнутого,» - писала в своих исследованиях Лебедева.

Итоги юных лет Бродский подводил в стихе «От окраины к центру» (1962).

Добрый день, вот мы встретились, бедная юность! (...)

До чего ты бедна. Сколько лет, а промчались напрасно.

Добрый день, моя юность. Боже мой, до чего ты прекрасна!

Пройдя свой жизненный путь до половины, Бродский свой 1972-й год отмечал как вступление в старость:

Всё, что я мог потерять, утрачено

Начисто. Но и достиг я начерно

Всё, чего было достичь назначено.

Перенеся операцию на сердце, инфаркты в последние годы жизни, Бродский чувствует дыхание смерти: образ лирического героя становится более ироничными более объективным:

Я входил вместо дикого зверя в клетку,

Выжигал свой срок и кликуху гвоздём в бараке,

Жил у моря, играя в рулетку,

Обедал черт знает с кем во фраке.

В этом стихе лирический герой осознает, что в его жизни не все по воле судьбы, есть и воля человека, и лирического героя:

Я впустил в свои сны воронёный зрачок конвоя,

Жрал хлеб изгнанья, не оставляя корок...

Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.

Только с горем я чувствую солидарность.

Но пока мне рот не забили глиной,

Из него раздаваться будет лишь благодарность.

Несмотря на вынужденную «солидарность с горем», в этом стихотворении звучит благодарность жизни. Так сочетается в творчестве И. Бродского трагическое мировосприятие с героическим противостоянием.

Образ лирического героя Бродского сложен, зачастую противоречив, но самое интересное, на мой взгляд, именно он заставляет читателя думать, обогащает его ум, чувства, воображение и память. Читатель должен помнить знаменитые слова Бродского: «И среди преступлений этих наиболее тяжким является не преследование авторов, не цензурные ограничения и т.д., не предание книг костру. Существует преступление более тяжкое - пренебрежение книгами, их не чтение. За преступление это человек расплачивается всей жизнью: если же преступление это совершает нация - она платит за это своей историей» .

4. Современники, исследователи творчества И. Бродского о его поэтическом даре

Оценки творчества И. Бродского колеблются в самом широком диапазоне - от восторга до отрицания.

Белла Ахмадулина утверждает, что «Бродский и есть единственное доказательство русской поэзии». Нобелевский лауреат поэт Шеймут Хили видит «величие И. Бродского как поэта» в том, что, по его мнению, «жизнь должна измениться требованиям искусства, но не наоборот».

А. Солженицын упрекал Иосифа Бродского в сложности: «Такое впечатление, что стихи нередко и рассчитаны на встречное напряжение читателя или ошеломить его сложностью. Многие из них заплетены, как ребусы, головоломки. Насквозь прозрачный смысл в стихах бывает не часто... Сколько искрученных, исковерканных, раздерганных фраз - переставляй, разбирай. Иные фразы так и не составились вовсе...» .

Но так хочется ответить уважаемому Александру Исаевичу словами самого Бродского: «Роман или стихотворение - не монолог, но разговор писателя с читателями - разговор, повторяю, крайне частный, исключающий всех остальных, если угодно - обоюдно мизантропический. И в момент этого разговора писатель равен читателю, как, впрочем, и наоборот, независимо от того, великий он писатель или нет. Равенство это - равенство сознания, и оно остается с человеком на всю жизнь в виде памяти, смутной или отчётливой, и рано или поздно, кстати или некстати, определяет поведение индивидуума... стихотворение есть продукт взаимного одиночества писателя и читателя».

Мне кажется, ни один поэт в мире никогда не претендовал на всеобщую любовь и всеобщие признание. Это бессмысленно. Бродский в своей «Нобелевской лекции» пишет: «Многое можно разделить: хлеб, ложе, убеждения, возлюбленную - но не стихотворение... Произведения искусства, литературы в особенности, и стихотворение в частности, обращаются к человеку тет-а-тет, вступая с ним в прямые, без посредников, отношения. За это-то и недолюбливают искусство вообще, литературу в особенности, и поэзию в частности, ревнители всеобщего блага, повелители масс, глашатаи исторической необходимости. Ибо там, где прошло искусство, где прочитано стихотворение, они обнаруживают на месте ожидаемого согласия и единодушия - равнодушие и разногласие, на месте решимости к действию - невнимание и брезгливость. Иными словами, ношки, которыми ревнители общего блага и повелители масс норовят оперировать, искусство вписывает оперировать, искусство вписывает " точку-точку-запятую с минусом", превращая каждый нолик в пусть не всегда привлекательную, но человеческую рожицу ""

Идеологизированные ревнители поэзии индивидуума считают действительно ноликом, если он не выражает всеобщего единодушия. Бродский никогда не выражал и не поддерживал всеобщего единодушия, может поэтому его творчество было для идейного писателя, общественного деятеля Солженицына творчеством для избранных. И опять-таки хочется привести пример из высказываний И.Бродского: «Великий Баратынский, говоря о своей Музе, охарактеризовал ее как обладающую" лица не общим выраженьем". В приобретении этого не общего выражения и состоит, видимо, смысл индивидуального существования, ибо к не общности этой мы подготовлены уже как бы генетически".

А.И. Солженицын выделял не только индивидуализм поэзии Бродского, но и некоторую холодность, отстраненность поэта в выражении чувств, что лишает якобы его произведения характерной для поэзии лиричности, приближая его произведения к прозе: "Чувства Бродского, во всяком случае, выражаемые вовне, почти всегда - в узких пределах неистребимой сторонности, холодности, сухой констатации, жесткого анализа.

И когда Бродский пишет о себе "кровь моя холодна", и даже "я нанизан на холод", - это кажется вполне верным внутренне, а не по внешнему объяснению ("я не способен к жизни в других широтах"). В этом неизменно приполярном душевном климате поражает скорее чувство, остро проступившее: " в темноте всем телом твои черты, как безумное зеркало повторяя " .

Может быть, холодность поэзии Бродского объясняется его местом рождения: «Я родился и вырос в балтийских болотах, подле серых цинковых волн, всегда набегавших по две. И отсюда - все рифмы, отсюда тот блеклый голос. Льющийся между ними, как мокрый волос...»

Туманы и мгла Ленинграда, на мой взгляд, вошли в сознание поэта так сильно, что холодность, действительно, стала отличительной чертой поэзии Бродского. В этом я согласна с Солженицыным. Ведь даже тема любви в стихах поэта пронизана холодом смерти:

В какую-нибудь будущую ночь

Ты вновь

придешь усталая, худая,

И я увижу сына или дочь,

Еще никак не названных - тогда я

Не дернусь к выключателю и прочь

Руки не протяну уже, не вправе

Оставить вас в том царстве теней,

Безмолвных, перед изгородью дней,

Владеющих в зависимость от яви,

С моей недосягаемостью в ней.

Любовь в стихах Бродского оказывается чем-то хрупким, эфемерным, почти нереальным.

Взгляд А.И.Солженицына на поэзию Бродского пристален и глубок, он не констатирует, он анализирует. Все ему интересно: и в каком порядке расположены стихи в сборнике, и художественные приемы поэта, и стихотворный размер произведений, и "просторные" рифмы. Со многими его высказываниями я согласна. А.И.Солженицын упрекал Бродского в увлечении " многоречием до захлеба". По мнению Александра Исаевича, "рифмы ведут его к безмерному... наплетанию строк и строф - а рифмы... уже перестают играть свою скрепляющую роль, перестают даже замечаться, они уже не работают; и когда вдруг (редко) стих белый, то и не сразу замечаешь, что белый. А в рифмах- то и немалое мастерство Бродского"

С этим утверждением Солженицына я согласна, хотя некоторые литературные деятели, в частности Я.Гордин, наоборот, в сложности строф видели особое очарование.

Восхищались творчеством Иосифа Бродского А.Тюрин, П.Вайль, Т.Вельтская и многие другие, кто знал поэта еще до эмиграции, ведь для них Бродский был не только поэтом-эмигрантом, а, прежде всего другом.

П.Вайль отмечал скромность поэта, его ироничность, то, что он был всегда "нацелен

на нисходящую метафору ". П.Вайль вспоминает, что Бродский о своем творчестве отзывался с неизменной пренебрежительной иронией - "стишки". "Снижением своего образа Бродский как бы уравнивал высоту, на которую взмывали его стихи... Я не встречал в жизни человека такой щедрости, тонкости, заботливой внимательности. Не говоря о том, что беседа с Бродским - даже простая болтовня, хоть бы и о футболе, обмен каламбурами или анекдотами - всегда была наслаждением " .

Друзья- литераторы И.Бродского не только восхищались его творчеством, но и, как могли, защищали от нападок литературных "надзирателей".

Е.Евтушенко вспоминал: «Несмотря на то, что Бродский не писал прямых политических стихов против советской власти, независимость формы и содержания его стихов плюс независимость личного поведения приводили в раздражение идеологических надзирателей ".

А.Ионин, Я. Лернер и М. Медведев резко отрицательно охарактеризовали творчество И.Бродского в статье "Окололитературный трутень": "Тарабарщина, кладбищенски-похоронная тематика - это только часть невинных развлечений Бродского... еще одно заявление: "Люблю я родину чужую"… Как видите, этот пигмей, самоуверенно карабкающийся на Парнас, не так уж безобиден. Признавшись, что он "любит родину чужую", Бродский был предельно откровенен. Он и в самом деле не любит своей Отчизны и не скрывает этого. Больше того! Им долгое время вынашивались планы измены Родине!

Жестокому разбору творчества поэта подверг и Виктор Кривулин, заявив, что присутствие в русской поэзии такого стихотворца свидетельствует о ее тупичке, о " состоянии затяжного кризиса" .

Но эти отзывы о поэтическом таланте Иосифа Бродского нисколько не умаляют его величины, потому что почитателей его таланта все же больше. Н.Л.Лейдерман и М.Н.Липовецкий в статье "Поэзия Иосифа Бродского" писали: "Эстетика Бродского оказывается не столько математической суммой модерна, постмодерна и традиционализма, сколько интегрированием всех этих художественных систем,

извлечением общего для них всего художественного и философского корня. Этот интеграл или "корень", с одной стороны, обнаружил глубинную близость с эстетической культурой барокко; а с другой, доказал свою жизнеспособность тем, насколько органично он принял "привитые" Бродским ростки античности, метафизической традиции, англоязычной поэзии ХХ века (Элиот, Оден, Фрост), почти футуристической языковой свободы, обэриутского абсурдизма и многого другого. Бродского принято считать завершителем XX века, однако проделанный им эстетический эксперимент создал живую основу для нового разнообразия литературы в следующем веке! ».

Неподдельным восхищением творчеством Бродского проникнуты строки стихотворения Татьяны Вельтской "На возможный приезд Бродского", опубликованные в газете "Невское время" в 1995г.:

Не приходи сюда. Нас нет, Орфей.

Не вызвать нас, подобно Эвридике.

Мы - только тени от строки твоей.

Снег падает и лица наши дики.<...>

Перед тобой виновная земля

Тебя не ждет и тяготится нами,

Поскольку тени в вытертых пальто

Ни встречи не достойны, ни разлуки.

И только тем знакомы небу, что,

Не удержав тебя, разжали руки...

Почему же так привлекало и продолжает привлекать читателей творчество И. Бродского? На этот вопрос пусть ответит сам поэт: "Независимость- лучшее качество, лучшее слово на всех языках". Именно независимостью своего творчества привлекает Бродский все новых и новых почитателей своего таланта.

Шеймус Хини так определил такое явление XX века, как Иосиф Бродский: "Сочетание блестящего ума и доброты, высочайшей требовательности и освежающего здравого смысла, все это поддерживало и очаровывало меня в Бродском".

Всемирная слава Бродского и признание пришли к поэту не в родной стране. Читатели чужой отчизны оценили поэтический дар поэта, и ценой была Нобелевская премия. Не все бывшие соотечественники радовались успехам И. Бродского, но среди положительных отзывов были слова А. Кушнера: "Он начинал ослепительно, он наращивал мощь, он внес в русскую поэзию новую поэтическую интонацию". И это одна из самых высоких оценок творчества Бродского в государстве, которое сначала вскормило поэта, а потом изгнало.

Иосиф Бродский прожил в России 32 года, за границей- 23. В 1996 году завершилась целая эпоха в жизни страны, которой уже нет на карте мира, - эпоха Иосифа Бродского, ставшего, несмотря на перипетии жизни, всемирным поэтом.

Заключение

Иосиф Бродский - один из самых молодых нобелевских лауреатов в области литературы (удостоен в 47лет). Его творчество в течение четверти века пользуется широкой известностью. Он является не только признанным лидером русскоязычных поэтов, но и одной из самых значительных фигур в современной мировой поэзии, его произведения переводятся на все основные языки мира.

Жизнь Бродского богата драматическими событиями, неожиданными поворотами, мучительными поисками своего места. В начале 60-х годов прошлого века Анна Андреевна Ахматова назвала Иосифа Бродского своим литературным преемником и в дальнейшем именно с ним связывала надежды на новый расцвет русской поэзии, сравнивая его поэтическое дарование по масштабу с дарованием Осипа Мандельштама.

Исследовав творчество Бродского, я пришла к выводу, что возрождаются философские традиции прошлого. Оригинальность мировоззрения и мироощущения поэта проявляется в разработке им особого стиля, основанного на парадоксальном сочетании крайней рассудочности, стремлении к чуть ли не математической точности выражения с максимально напряженной образностью, в результате чего строгие логические построения становятся частью метафорической конструкции, которая является магическим цветовым развертыванием текста. Оксюмороны, соединения противоположностей - излюбленные художественные приемы Бродского.

Ломая штампы и привычные сочетания, поэт создает свой неповторимый язык, который не сочетается с общепринятыми стилистическими нормами и на равных правах включает диалектизмы и канцеляризмы, архаизмы и неологизмы, даже вульгаризмы. Бродский многословен. Его стихотворения для Русской поэзии непривычно длинны; если Блок считал оптимальным объемом стихотворения 12-16 строк, то у Бродского обычно стихотворения 100-200 и более строк. Необычно длина и фраза - 20-30 и более строк, тянущихся из строфы в строфу. Для него важен сам факт говорения, преодолевающего пустоту и немоту, важно, даже если нет никакой надежды на ответ, даже если неизвестно, слышит ли кто-нибудь его слова.

В ковчег птенец

Не возвративших, доказует то, что

Вся вера есть не более чем почта

В один конец.

Свою творческую деятельность поэт сравнивает со строительством Вавилонской башни - башни слов, которая никогда не будет достроена. В творчестве Бродского парадоксальность соединяется с экспериментаторством и традиционностью. Этот путь, как показала практика, не ведет к тупику, а находит своих новых приверженцев. В ходе исследования цельности итогового характера поэзии И. Бортского я пришла к следующим выводам:

Поэзия Бродского глубоко укоренена в русской классической поэзии: в ней можно найти переклички с произведениями поэтов разных течений и тенденций;

Классичность поэзии Бродского - " умышленная" (по словам самого поэта), и поэтому новая, оригинальная. Обращаясь к классическим формам, поэт оказывается на самом деле поэтом невероятно современным. Связи его поэзии со стихотворениями русских и зарубежных классиков проявляются и в цитатах, и в образном строе, и мотивах и лирическом самовыражении; в своих произведениях он соединяет все лучшее, что было в классической поэзии до него;

Высказывание у Бродского обычно принадлежит не поэту, но самому Языку. Сам поэт писал об этом так: " Кто-кто, а поэт всегда знает что-то, что в просторечии именуется голосом Музы и есть на самом деле диктат языка; что не язык является его инструментом, а он (Голос) средством языка к продолжению своего существования. Язык же - даже если представить его некое одушевленное существо (что было бы справедливым) - к этическому выбору не способен";

Необычен взгляд поэта Бродского на мир с максимально удаленной космической точки зрения - таким могут видеть пространство внизу птица, ангел и Бог, но не человек, ни сам поэт. Или - такой представляется земля Языку, творящему Слова, заключающему в себе сущность мировоззрения.

Исследовав жизненный и творческий пути И. Бродского, выявив особенности его поэтического дарования, проанализировав стихотворения поэта, определив особенности характера его лирического героя, сопоставив различные точки зрения исследователей творчества Бродского, я пришла к заключительному выводу, что поэзия Иосифа Александровича Бродского носит цельный итоговый характер. Действительно, Бродский - это сочетания блестящего ума и доброты. Высочайшей требовательности и освежающего здравого смысла.

Я надеюсь, что все те читатели, которые заинтересуются творчеством этого уникального поэта, обогатят свой ум, и чувства, воображение и память.

Сжимающий пайку изгнания

В обнимку с гремучим замком,

Прибыв на места умиранья,

Опять шевелю языком.

Библиография

И. Бродский в беседе с журналистом Виталием Амурским. И. Бродский размером подлинника.

Талин, 1990, стр. 114-121

И. Бродский. Полторы комнаты. Под ред. Д. Чекалова. М., 1998, стр. 54-58

И. Бродский и мир: метафизика, античность, современность.

Санкт-Петербург, ж-л «Звезда» №1, 2000, стр. 192-202

Н.В. Егорова, И.П. Золотарева. Русская литература ХХ века.

М., ВАКО, 2004, стр. 301-306

5 Карпов И.П., Старыгина Н.Н. Открытый урок по литературе.

М., Московский Лицей, 2002, стр. 323-329

6. Курганов Е. Бродский и Баратынский.

Санкт-Петербург, ж-л «Звезда» №11, 2000, стр. 19-22

Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии.

Санкт-Петербург, 1996, стр. 743-746

Русская литература ХХ века. Под ред. В.В. Агеносова.

М., Дрофа, 2002, стр. 434-441

9. А.И. Соженицын. И. Бродский – избранные стихи.

М., ж-л «Новый мир» №12, 1999, стр. 186-194

10. И. Бродский. Нобелевская лекция. (http //, rOO . Narod . ru )

11. Иосиф Бродский и российские читатели: детали, частности, осколки, наблюдения.

Компьютерная хроника, 1995

12. И. Бродский. Новые стансы к Августе. Стихи к М.Б.

М., 2002

13. И. Бродский. Избранные стихотворения.

М., 2003

14. Музей И.Бродского в Интернете. (http //, rOO . Narod . ru )

15. И. Бродский. Сочинения. Екатеринбург, У-Фактория, 2003

ПРИЛОЖЕНИЕ

И. А. Бродский – поэт конца ХХ столетия

И. А. Бродский – поэт ХХ столетия, поэт вечности

Памятник поэту-изгнаннику Родины в Санкт - Петербурге

Иосиф Бродский в изгнании

Найдите материал к любому уроку,

Какие особенности поэтики Иосифа Бродского
чаще всего используют его подражатели

"У вас стихи написаны "под" Иосифа Бродского!" Частый упрек. Его адресуют и начинающим авторам, и опытным. В ответ можно услышать: "Ничего подобного! Где доказательства? Мы хорошие и разные".

В данной статье цитат будет немало. Цитата наглядна. Однако же модный недуг ("синдром Бродского") действительно следует диагностировать, не только опираясь на слух и вкус, но и на конкретные аргументы.

Я постарался зафиксировать несколько явных признаков поэтики Бродского, сумма которых, некий "джентльменский набор" приемов, очень часто используется его невольными и явными подражателями (условно назовем их "иосифлянами"). Подчеркну сразу два момента. Первый: не все отмечаемые здесь приемы "придуманы" Бродским, просто они чрезвычайно для него характерны, индивидуальны, составляют "фирменные" особенности его поэтики. Второй: количество приемов-пазлов, как правило, у подражателей значительно меньше, чем у самого нобелевского лауреата.

В начале 90-х мне приходилось читать много стихотворений студентов Литературного института. Собственно, тогда и возникла идея как-то упорядочить впечатления от слишком похожих в массе своей подражаний. Затем я обнаружил, что и маститые, известные авторы не свободны от влияния нобелевского лауреата. Но начну со студенческих текстов. Начинающим авторам, казалось бы, учиться и подражать, проникаться всяческими веяниями сам Бог велел. Заочница Ольга Голипад:

Мне явно послышался тут Бродский, а кому-то, возможно, нет. Лексика, по крайней мере, значительно беднее, и интонация тревоги явно не характерна для Бродского. Пока особо не настаиваю на сходстве. Вот текст еще одного литинститутского ваганта, Андрея Ширяева:

Обратим внимание на внешний, довольно внятный признак: на длинные дольники с постоянными переносами, и на некий "военно-римский" ритм. Для подкрепления впечатления - стихи Марины Ровнер:

Теперь к стихам питомцев Литинститута добавлю тексты педагога этого вуза Олеси Николаевой:

Еще пример из той же подборки О. Николаевой в "Знамени":

Без труда можно припомнить нечто похожее даже по теме:

Далее постараюсь конспективно дать характеристику наиболее "имитабельных" черт поэтики нобелевского лауреата. Чтобы потом, имея в виду сказанное, мы могли бы снова взглянуть на приводимые цитаты сквозь "бродские очки" и оценить степень подражания.

Не все стихи Бродского написаны дольником. Но те, кто попадает под "магнетизм" его стихотворений, нередко соблазняются этим размером и узнаются прежде всего по нему - длинному, 5-6-7-иктному "черепашьему" размеру, который действительно производит впечатление некоей упадочной римскости, что ли, "имперскости" слога. Это столь же характерный признак стиля Бродского, как, скажем, акцентный стих Маяковского, построенный "лесенкой". Отметим, что весьма похожий же длинный "имперский" дольник -- иногда встречался и ранее у таких разных поэтов, как Михаил Кузмин ("Александрийские песни", "Русская революция" Даниил Андреев, Велемир Хлебников ("Величаво пойдем к войне-великанше"), Константин Симонов и др.

То, что Бродский неравнодушен к культурному контексту Древнего Рима, общеизвестно. Показательны не только его "Письма римскому другу" и пьеса "Мрамор", но и названия работ о Бродском П. Вайля и А. Гениса "От мира к Риму" или А. Арьева "Из Рима в Рим"...

Возможно, что такой поэтический размер как-то соотносится с архетипом "Москва - Третий Рим", и с пониманием России (Советского Союза) как империи времен упадка.

Потом "античный дольник" нагружается (а зачастую и перегружается) длинными перечислительными рядами, когортами дополнений, атрибуций, перечислений - как правило, без соединительных союзов, через запятую. Из-за чего, вероятно, и назвал Эдуард Лимонов Бродского "поэтом-бухгалтером" и даже хлеще: "бюрократом в поэзии". Разумеется, длинными перечислительными рядами - гомеровскими "списками кораблей" - в литературе ХХ века широко пользовались и другие поэты: не только американец Уолт Уитмен, но и поэт Николай Ушаков, которого называли даже "каталогизатором Вселенной" - номинация, напоминающая нелестную оценку Лимонова: "поэт-бухгалтер". Этот размер, на наш взгляд, явный признак эпичности, "большой темы".

Среди определений, эпитетов у Бродского встретим немало причастий, оканчивающихся на "-щихся" и "-шееся" и т. п. Неблагозвучно, однако в русской поэзии еще до Бродского такие причастия стали осознанным приемом, как бы усложняющим и "интеллектуализирующим" поэтический текст: например, у Леонида Мартынова.

Еще явный и броский ("бродский") элемент поэтики Бродского - намеренное несовпадение поэтического размера и синтаксиса, строки и предложения: инверсии, переносы из строки в строку, из строфы в строфу, enjambement"ы... По сему поводу приведем мнение Николая Славянского, который в статье "Carmina vacut taetra" о Бродском замечает: "Строфа для него лишь заемный сосуд, в который он наливает то, чего прежде там не бывало. Да и наливает так, что все льется через край. Прием переноса незаконченного предложения из строфы в строфу был редок и знаменовал собой некую чрезвычайность. У Бродского эта чрезвычайность повсюду и никакой чрезвычайности уже не обозначает, кроме того, что и строфа у него прохудилась, и льет из нее, как из сита. Строфика Бродского чаще всего - лишь зрительная иллюзия и графическое ухищрение" (газета "Гуманитарный Фонд", № 5, 1993).

Воспринимая такую характеристику как "оскорбление", Дмитрий Кузьмин о тех же особенностях поэтики Бродского говорит, по сути, то же самое, хотя и с противоположной оценочной модальностью: "Вопрос о ритмике Бродского почти везде функционален... для того чтобы отрефлексировать, осознать огромную роль ритма, нужно быть профессионалом... контрапункт поэтического ритма и речевого..." - и, наконец, Кузьмин договаривает: "Бродский первым придал этой двухголосности столь тотальный характер" ("Гуманитарный Фонд", № 7-8, 1993).

Назовем мы прием "контрапунктом" или "дырявым ситом", суть изменится не очень. Но "тотальный характер" приема не только у нобелианта, но и у его последователей - тоже достаточно внятен. Не может остаться незамеченной еще одна общая деталь: ломая при переносе фразу, Иосиф Бродский (как и многие его последователи) сплошь и рядом любит выдвинуть на место рифмы предлог.

Не раз отмечалось, что нобелевский лауреат часто пишет не от первого лица, а от второго-третьего. Это придает интонации эпичность. Плюс - подчеркнуто дружеский тон, даже порой панибратство, обыденно-разговорные пассажи, обилие просторечий, арго, идиом... Герой Иосифа Бродского для некоего "снятия" своей интеллектуальности, излишнего пафоса, для уравновешивания причастий может употребить обсценную (ненормативную) лексику, канцелярит или сермяжный "советизм". Интересно, что схожие признаки - вводные "задушевные" слова, сочетания просторечий и канцеляризмов с поэтизмами - характерны для стиля советской эстрадной песни 30-40-х годов ("Ты зорька ясная, ты, в общем, самая огнеопасная").

При этом у Бродского есть свои связные слова ("шибболеты"), по которым он опознается в стихах, да и статьях: слишком часто употребляемое "вообще", а также характерные вставные слова "в сущности", "на манер", редкие и потому заметные в тексте союзы типа "что твой", "как тот", "что до" и т. п. Все это подражатели подхватывают и вводят в свои стихи, не пугаясь метки "Made by Brodsky".

Для слога Иосифа Бродского характерна некая общая сентенциозность, назидательность, дидактичность. Мысль у него почти всегда логически внятно движется сквозь усложненные придаточные предложения, сквозь затруднения синтаксиса и фонетики. То, что Владимир Набоков, характеризуя творчество поэтов русской эмиграции, отмечал как "мучительную обстоятельность слога", и что характерно скорее для научно-популярного либо публицистического "штиля", чем для лирики.

А. Ранчин в статье "Философская традиция Иосифа Бродского" ("Литературное обозрение", № 3-4, 1993) говорит о "поэтическом воссоздании Бродским... античных геометрем-философем". Если задуматься о философски-мировозренческих предпочтениях нобелевского лауреата, то нельзя не обратить внимание и на некий рационально-позитивистский, просвещенческий дух его поэтики, который в понимании читателя обычно противопоставляется романтически-возвышенному пафосу. (При всех унизительных метаморфозах, происшедших с лирическим героем в ХХ веке.)

У одних "рацио" Бродского ассоциируется с сальеризмом, других же - в том числе меня -побуждает задуматься о возможности существования поэта "в мире книг", в отрыве от речевого Соляриса, разговорной повседневной стихии. Тот же А. Ранчин вынужден подбивать своеобразный исследовательский дебет-кредит: "Бродский вписывает свои стихотворения в контекст достаточно жесткой системы". Характерны неединичные высказывания Бродского, дескать, поэт весь - в языке. Разумеется, язык - его главный инструмент (равно как и поэт - инструмент языка). Но любой инструмент требует модернизации, соотнесения с действительностью.

Тут возникает вопрос об "американизме" Бродского, достаточно любопытный. Отошлю интересующихся к статье Александра Вяльцева "Новый Орфей" в журнале "Богема", № 1 - 1993. Ее смысл: есть как бы разные Бродские. "Здешний" Иосиф Александрович, молодой веселый разгильдяй, соловей-свистун, немного "алконавт" и в итоге - лесоруб на "химии". А второй - заокеанский Jozef Brodsky, дядя Джо, которому пишут и шлют свои стихи, добиваясь поддержки, российские племяши. Jozef Brodsky даже личного секретаря нанял, чтобы поменьше донимали глупостями.

Еще раз подчеркну: каждая из черт поэтической физиогномии И. Бродского свойственна не одному ему. Но совокупность перечисленных приемов и качеств дает узнаваемую и, надо подчеркнуть, "имитабельную", без труда воспроизводимую внешне манеру Иосифа Бродского, "бродский акцент".

Теперь можно снова взглянуть на приведенные выше студенческие стихи. Возможно, станет яснее, откуда что берется? И дальше - несколько примеров из периодики. То есть из того, что выдержало редакторский отбор. В "Октябре", № 2 за 1992 г. помещены стихотворения Давида Паташинского - как мне кажется, зримая иллюстрация к нашей теме:

За примерами для этой статьи, кстати сказать, далеко ходить не пришлось. Предлагаю попробовать прочесать любые литературные журналы, альманахи, периодику за любой период до 1988 года. Вы не много найдете растянутых дольников с причудливыми строчными переносами, столько перечислений, причастий, так много предлогов на месте рифмы, столько логических и псевдогеометрических построений в стихе ("утверждая линию, непременно сверни")... Зато начиная с 1989 года - сколько угодно. Иногда даже в одном номере журнала попадаются два-три поэта, пишущих в сходной с нобелевским лауреатом манере. "Октябрь", № 2, 1992, Анатолий Найман:

А еще там же - подборка Николая Кононова. Она кстати, называется: "В тени". Но по длине дольника Кононов, пожалуй, превосходит того, в чьей тени медитирует:

Трогательная история не дружбы политуры и денатурата невольно отсылает к смыслу известной сентенции:

Процитирую еще одного поэта, родственного с Бродским. Юрий Батяйкин:

Такой поэт-чемодан. Но, с другой стороны, как иначе обрести мастерство заполучить навыки, укрепить тот самый "профессионализм", который упоминает Д. Кузьмин?

Нет, аргумент ненадежный. Даже для студийцев периферийного ЛИТО подражание - явно не лучший способ "повышения квалификации".

Сложнее понять, почему -- кроме упомянутых О. Николаевой, А. Наймана и др., под обаяние слога Броского попадают и уже сложившиеся в 80-х годах прошлого века авторы. Например, Юрий Арабов, известный поэт и сценарист.

Вот еще один известный поэт, Виктор Кривулин:

Тот самый "контрапункт" вполне узнается. Перечисления, вставное "совсем уже", союз-Робинзон "и" на рифе рифмы... Манера, снискавшая себе последователей действительно повсюду, в том числе в местах, перечисленных Кривулиным. Вот "из Киева" писал Вадим Гройсман:

Но если обычно к подражанию склонна молодежь, то неужели с модой на Бродского в сию "детскую болезнь" порой впадают и "взрослые", давно сформировавшиеся поэты? Несложно предположить, что Найман или Арабов были знакомы с творчество нобелевского лауреата еще до того, как он им стал и ранее, чем тексты Бродского стали широко печататься в России, вошли в моду.

Что здесь удивляет: поэты вроде бы давно осознают воздействие нобелевского лауреата на свое творчество (см. статью Нины Искренко "Мы дети скучных лет России", газета "Гуманитарный фонд", № 43, 1992 ). Но не считают это за некий недостаток или "недовыявленность" своего собственного стиля и интонации, а даже гордятся. Насчет влияния Бродского - действительного влияния не только через наскоро усвоенные пишущей публикой тексты, а через среду, литпроцесс - оно, как мне кажется, распространялось лишь в ленинградском андеграунде 70-80-х годов, вряд ли дальше. Повторяю: откройте и полистайте периодику до 1987-1988 года. Найдем только отдаленные отзвуки поэтики Бродского. При этом в "тамиздате" упомянутый "синдром подражания", вольного или невольного стал одолевать поэтов значительно ранее. Приведу кусок из поэмы Бахыта Кенжеева "Февраль 1984", увидевшей свет в не очень известном американском журнале:

Еще один интересный "тамиздатский" пример. Есть такой поэт Михаил Крепс, кроме того - он литературовед. Пишет о Бродском серьезные статьи - например, отмечает влияние американской поэзии на нобелевского лауреата. В принципе, большого открытия тут нет: внимание, например, к Уистану Хью Одену со стороны Бродского общеизвестно. Однако вот Крепс выступает как поэт, стихотворение "Бабочка и самолет":

Тоже Бродского напоминает, ну да здесь случай объяснимый: литературовед, эмигрант и проч. Но вот как другой знаток литературы Е. Эткинд характеризует того же М. Крепса: "Яркий, в высшей степени самобытный поэт, вносящий в современную русскую поэзию неизвестные ей элементы англосаксонской стиховой культуры". (там же) То, что на русскую речь эмигранта влияет его новая среда, - понятно. К примеру, тот же Набоков в "Даре" описывал забавные диалоги, когда, встречая "предательский ляпсус", продолжаешь надеяться, что наткнулся на "метафизический парадокс". Кенжеев тоже, пожив на Западе, сетовал: "Видно, и я не застрахован от англицизмов". Но отслеживаем мысль Эткинда о Крепсе дальше: "Русский язык М. Крепса - богатый, насыщенный идиоматикой, соединяющей в себе классическую ясность и правильность с современной фразеологией и интонацией". Какие же из перечисленных Эткиндом элементов не встречаются у Бродского? В чем М. Крепс не похож на других "иосифлян"?

Насчет "неизвестных элементов" надо подумать. Может быть, речь идет о культуртрегерстве? Крепс (вернее, сначала Бродский, а затем и Крепс) - современные Жуковские (он популяризировал немецкую поэзию, они - американскую)?

Но заимствование - вряд ли лучшая форма популяризации. И потом, давно ведь у нас интересуются англоязычной поэзией. Вышла отнюдь не вчера книга "Английская и Американская поэзия в русских переводах", составленная Станиславом Джимбиновым. Вознесенский пропагандировал "битников": Гинсберга, Керуака, Ферлингетти, Крили. Парщиков и Драгомошенко лет десять уже культивируют американскую "школу языка".

Конечно, можно посмотреть на проблему шире, и говорить вообще о признаках поэтического языка в русской поэзии конца ХХ-го века. Но я намеренно сузил тему "гравитационнам полем" одного поэта.

Обращусь-ка к Ларисе Васильевой, тоже педагогу Литинститута. В ее книге приводится диалог с американским поэтом Уильямом Джеем Смитом: "Л. Васильева : При всем различии наших литератур, мы обнаружили много общего во внутренних коллизиях литературного процесса (политес "общих мест" - но, похоже, и это для Эткинда - чуть ли не "открытие Америки". - И. К.) ...Что вы думаете о так называемых "сложных" поэтах Америки? У. Дж. Смит : Они называют себя новыми... Они однообразны. А ведь разнообразие в поэзии - все. Быть не похожим ни на кого. Иметь свой голос. Никому не подражать". (Л. Васильева, "Созвучья", М., "Советская Россия", 1984). Уильям Смит для многих малоизвестен, но потому показателен как пример честной самоидентификации: быть самим собой.

Проблема подражания, эпигонства, подверженности влияниям - похоже, одна из вечных. Трудно найти собственную интонацию, проще позаимствовать популярную. Подражают чаще тому, кто известен, кто на слуху: моден. Да, и в литпроцессе существует мода. Входили в моду поэты, на мой взгляд, прекрасные: Есенин, Ахматова, Арсений Тарковский. Бывали модными и другие, более спорные авторы: Степан Щипачев, Эдуард Асадов, Роберт Рождественский... Мода всегда загадочна, а в поэзии - тем более. Конечно, на популярность могли сработать и масс-медиа: "раскрутить" поэта, как какую-нибудь поп-звезду. Кстати, поэты-песенники, например Михаил Танич или Лариса Рубальская, и сейчас гораздо более на слуху, нежели поэты серьезные.

Бродский попал в эпицентр моды (выражу мнение пунктирно) по трем причинам. Во-первых, сыграла роль его былая "запрещенность", нонконформизм (в контексте, прежде всего, полуподпольного существования ленинградской литературы 70-х годов). Во-вторых, вспомним интерес Запада к "русской волне" в рок-музыке, к моде "а-ля рюс", к "русскому авангарду" (точнее, к различным разновидностям соц-арта), обусловленные международным интересом в 1986-89 годах к "перестройке". Плюс в третьих, конечно же, Нобелевская премия, гигантский катализатор внимания к автору.

Как относятся именитые писатели к подражателям? К подражающим кому-то другому - как правило, со скепсисом. К "своим" же - чаще всего благосклонно. Похожесть на самого себя "не читается", не схватывается. Потому что нет "читательского расстоянья", аберрации.

Быть может, по большому счету, эпигоны нужны литературе? Точнее, литпроцессу. Популяризуют поэтику признанного мэтра, адаптируют ее к широким вкусам... В 70-е годы уже была такая широкая волна подражаний Вознесенскому. Свой Вознесенский был в любом литобъединении, как, наверное, сейчас свой Бродский. Но мне представляется, тут можно умозаключить вот что:

В каждом искусстве, помимо чувств и вдохновения, есть еще и большой труд, есть техника мастерства. Большому художнику надо владеть в совершенстве этой техникой, потому что она является той материальной основой, тем фундаментом, на котором строится художественное произведение.

Самый замечательный замысел может не дойти до читателя, если автор не позаботился облечь его в достойную форму. У истинного художника содержание и форма сливаются воедино; они неразделимы. И потому, изучая творчество какого-либо художника слова, погружаясь в мир его идей и образов, наша литературоведческая наука не оставляет без внимания и форму его произведений.

Истинно поэтическое произведение всегда имеет определенный адрес, всегда обращено к действительному или воображаемому собеседнику. Поэт всегда хочет в чем-то убедить, что-то доказать или, во всяком случае, передать волнующие его чувства своему слушателю или читателю; если он хорошо знает, что ему нужно сказать, если он сам глубоко пережил то, что его волнует, тогда речь его становится доходчивой, убедительной и зажигает наши сердца ответным чувством.

Но, конечно, при этом ему нужно хорошо владеть средствами своего искусства. Совершенно необходимо научиться облекать свои мысли в достойную литературную форму.

Цель данной работы – рассмотреть «космогонию как пространственную организацию».

рассмотреть творчество И.Бродского;

рассмотреть космогонию И.Бродского;

1. Творческий путь Иосифа Бродского

Бродский родился 24 мая 1940 в Ленинграде. Его, едва ли не самого «несоветского» подданного СССР назвали Иосифом в честь Сталина. Уже с ранних лет в жизни Бродского многое символично. Детство прошло в маленькой квартире в том самом «питерском» доме, где до революции жили Д.С.Мережковский и З.Н.Гиппиус и откуда они отправились в эмиграцию. В школе, которую посещал Бродский, некогда учился Альфред Нобель: в 1986 Бродский станет Нобелевским лауреатом. О детстве он вспоминал неохотно: «Обычное детство. Я не думаю, что детские впечатления играют важную роль в дальнейшем развитии».

В отрочестве проявились его самостоятельность и строптивость. В 1955, не доучившись, Бродский поступает работать на военный завод фрезеровщиком, выбрав для себя самообразование, главным образом, чтение. Пожелав стать хирургом, идет работать помощником прозектора в морге госпиталя при ленинградской тюрьме «Кресты», где помогает анатомировать трупы. За несколько лет он опробовал больше десятка профессий: техника-геофизика, санитара, кочегара, фотографа и т.д. Ищет работу, которую можно совмещать с творчеством. Писать стихи впервые попробовал в 16 лет. Подтолкнуло писать впечатление от чтения сборника Бориса Слуцкого. Первое стихотворение было опубликовано, когда Бродскому было семнадцать лет, в 1957: Прощай, / позабудь / и не обессудь. / А письма сожги, / как мост. / Да будет мужественным / твой путь, / да будет он прям / и прост...

На рубеже 1950–1960-х изучает иностранные языки (английский и польский), посещает лекции на филологическом факультете ЛГУ. В 1959 знакомится со сборником стихотворений Е.А.Баратынского, после чего окончательно укрепляется в желании стать поэтом: «Читать мне было нечего, и когда я нашел эту книжку и прочел ее, тут-то я все понял, чем надо заниматься…».

Читательские впечатления Бродского этой поры бессистемны, но плодотворны для развития поэтического голоса. Первые стихи Бродского, по его собственному призванию, возникли «из небытия»: «Мы пришли в литературу Бог знает откуда, практически лишь из факта своего существования, из недр» (Беседа Бродского с Дж.Глэдом). Восстановление культурной преемственности для поколения Бродского подразумевало прежде всего обращение к русской поэзии Серебряного века. Однако и здесь Бродский стоит особняком. По собственному признанию, Пастернака он не «понимал» до 24 лет, до той же поры не читал Мандельштама, почти не знал (до личного знакомства) лирики Ахматовой. Безусловной ценностью обладало для Бродского – с первых самостоятельных шагов в литературе и до конца жизненного пути – творчество М.Цветаевой. Бродский больше отождествляет себя с поэтами начала 19 в. В Стансах городу (1962) соотносит свою судьбу с судьбой Лермонтова. Но и здесь сказывается характерная черта поэта: боязнь быть на какого-то похожим, растворить свою индивидуальность в чужих смыслах. Бродский демонстративно предпочитает лирику Е.Баратынского, К.Батюшкова и П.Вяземского пушкинским традициям. В поэме 1961 Шествие пушкинские мотивы поданы сознательно отчужденно, отстраненно, и помещенные автором в чужеродный контекст, они начинают звучать откровенно иронично.

Творческие предпочтения Бродского были обусловлены не только желанием избегать банальности. Аристократичная уравновешенность «просветленной» пушкинской музы была менее близка Бродскому, чем традиция русской философской поэзии. Бродский воспринял медитативную интонацию, склонность к поэтике размышления, драматизм мысли. Постепенно он уходит далее в прошлое поэзии, активно впитывая наследие 18 в., – Ломоносова, Державина, Дмитриева. Освоение допушкинских пластов русской словесности позволяет ему увидеть огромные области поэтического языка. Бродский осознал необходимость синтеза преемственности и выявления новых выразительных возможностей русского классического стиха.

2. Космогония И.Бродского

С начала 1960-х начинает работать как профессиональный переводчик по договору с рядом издательств. Тогда же знакомится с поэзией английского поэта-метафизика Джона Донна, которому посвятил Большую элегию Джону Донну (1963). Переводы Бродского из Донна часто неточны и не очень удачны. Но оригинальное творчество Бродского стало уникальным опытом приобщения русского слова к доселе чуждому ему опыту барочной европейской поэзии «метафизической школы». Лирика Бродского впитает основные принципы «метафизического» мышления: отказ от культа переживаний лирического «я» в поэзии, «суховатая» мужественная интеллектуальность, драматичная и личная ситуация лирического монолога, часто – с напряженным ощущением собеседника, разговорность тона, использования «непоэтической» лексики (просторечья, вульгаризмов, научных, технических понятий), построение текста как череды доказательств в пользу какого-то утверждения. Наследует Бродский у Донна и других поэтов-метафизиков и «визитную карточку» школы – т.н. «кончетти» (от итал. – «понятие») – особый вид метафоры, сближающий далекие друг от друга понятия и образы, у которых между собой, на первый взгляд, нет ничего общего. И поэты английского барокко в 17 в., и Бродский в 20 в. использовали такие метафоры, чтобы восстановить разрушенные связи в мире, который кажется им трагически распавшимся. Такие метафоры – в основе большинства произведений Бродского.

Метафизические полеты и метафорические изыски у Бродского соседствовали с боязнью высоких слов, ощущением нередкого в них безвкусия. Отсюда его стремление уравновешивать поэтическое прозаическим, «занижать» высокие образы, или, как выражался сам поэт – «нацеленность на „нисходящую метафору"». Показательно, как описывает Бродский свои первые религиозные переживания, связанные с чтением Библии: «в возрасте лет 24-х или 23-х, уже не помню точно, я впервые прочитал Ветхий и Новый Завет. И это на меня произвело, может быть, самое сильное впечатление в жизни. Т.е. метафизические горизонты иудаизма и христианства произвели довольно сильное впечатление. Библию трудно было достать в те годы – я сначала прочитал Бхагавад-гиту, Махабхарату, и уже после мне попалась в руки Библия. Разумеется, я понял, что метафизические горизонты, предлагаемые христианством, менее значительны, чем те, которые предлагаются индуизмом. Но я совершил свой выбор в сторону идеалов христианства, если угодно... Я бы, надо сказать, почаще употреблял выражение иудео-христианство, потому что одно немыслимо без другого. И, в общем-то, это примерно та сфера или те параметры, которыми определяется моя, если не обязательно интеллектуальная, то, по крайней мере, какая-то душевная деятельность».

Отныне почти каждый год поэт создавал в канун либо в самый день праздника стихи о Рождестве. Его «Рождественские стихи» сложились в некий цикл, работа над которым шла более четверти века.

В начале 1960-х круг общения Бродского очень широк, но ближе всего он сходится с такими же юными поэтами, студентами Технологического института Е.Рейном, А.Найманом и Д.Бобышевым. Рейн познакомил Бродского с Анной Ахматовой, которого она одарила дружбой и предсказала ему блестящее поэтическое будущее. Она навсегда осталась для Бродского нравственным эталоном (ей посвящены стихотворения 1960-х Утренняя почта для А.А.Ахматовой из г.Сестрорецка, Закричат и захлопочут петухи..., Сретенье, 1972, На столетие Анны Ахматовой, 1989 и эссе Муза плача, 1982).

По холмам поднебесья,

по дороге неблизкой,

возвращаясь без песни

из земли италийской,

над страной огородов,

над родными полями

пролетит зимородок

и помашет крылами.

И с высот Олимпийских,

недоступных для галки,

там, на склонах альпийских,

где желтеют фиалки, -

хоть глаза ее зорки

и простор не тревожит, -

видит птичка пригорки,

но понять их не может.

Между сосен на кручах

птица с криком кружится

и, замешкавшись в тучах,

вновь в отчизну стремится.

Помнят только вершины

да цветущие маки,

что на Монте-Кассино

это были поляки.

Уже к 1963 его творчество становится более известным, стихи Бродского начинают активно ходить в рукописях. Несмотря на отсутствие весомых публикаций, у Бродского была скандальная для того времени и известность поэта «самиздата».

29 ноября 1963 в газете «Вечерний Ленинград» за подписью А.Ионина, Я.Лернера, М.Медведева был опубликовано письмо против Бродского Окололитературный трутень. В 1964 он был арестован.

Боровлёва Елизавета, Пастина Дарья, Туманова Юлия

Тезисы работы, посвящённой анализу избранных страниц творчества И. Бродского

Скачать:

Предварительный просмотр:

Средняя общеобразовательная школа при Посольстве России в Монголии

Литературоведческая работа

по теме:

«Художественный мир Иосифа Бродского»

Выполнили ученицы 11 «А» класса:

Пастина Дарья,

Боровлева Елизавета,

Туманова Юлия.

Руководитель:

Поляничко Олег Викторович.

Улан-Батор

2014 г.

1. Введение…………………………………………………………………….….3
2. Особенности творчества……………………………………………………....4
3. О языке и времени……………………………………………………………..6
4. О человеке и времени……………………………………………………….…10
5. Заключение…………………………………………………………………......13
6. Список использованной литературы……………………………………….....14

Введение

Актуальность данной работы связана с тем, что произведения искусства, а литературы в особенности, являются важным составляющим аспектом жизни каждого человека. Большинству произведений писателей, драматургов, поэтов посвящено немало исследовательских работ, но творчество Иосифа Александровича Бродского до сих пор изучено не столь досконально, как, скажем, наследие Пушкина, и остаётся во многом необъяснимой загадкой для иных читателей...

Поэтому мы и решили обратиться к художественному миру этого замечательного поэта, актуализируя внимание на некоторых гранях его творчества.

Цель работы заключается в выявлении исключительных черт поэтики Бродского, в рассмотрении их взаимосвязи со временем и человеком, в установлении силы влияния литературного творчества на них.

Для реализации указанного анализа в работе поставлены следующие задачи:

Проанализировать поэтические и прозаические произведения писателя, определить основные точки соприкосновения между ними;

Описать основные особенности поэтического авторского слова;

Выявить специфику представлений о мире через художественное пространство И. Бродского;

Материалом исследования стали поэтические тексты И. Бродского, а также фрагменты его эссе и интервью, что обусловило методы исследования: метод анализа художественных произведений, метод аналогии, метод интерпретации художественного текста.

Особенности творчества

Поэтика И. А. Бродского достаточно трудна для традиционного способа восприятия художественного текста, она требует особого склада мышления и постоянной напряжённой работы души и ума. Ранняя лирика поэта, более доступная массовому читателю, постепенно усложняясь, приобретала всё более ярко выраженную глубокую философскую направленность. Всё чаще Бродский обращается к мифологии (преимущественно к христианской и античной), к теме любви и одиночества, смерти и жизни, бытия и пустоты – извечных, корневых понятий цивилизации. Для того чтобы по-настоящему понять его стихотворения, нужно очень много знать, часто эти тексты совмещают различные исторические эпохи, образы, деятелей культуры и науки. Особое, языковое значение приобретают даже геометрические термины, с помощью образов которых автор очень точно выражает чувства, размышления о мире, о месте человека в нем.

И - синоним пустоты или смерти,

прогрессирующего распада,

Как две прямых, пересекаясь в точке,

Пересекаясь, простимся.

«Памяти Т.Б.»

Мысль в произведениях поэта раскрывается медленно, неторопливо, словно не автор развивает ее, но сам следует за мыслью. Идея полностью захватывает писателя, начиная стихотворение, он может не представлять, к какому выводу придет в итоге; в этом заключается превосходство языка над человеком: слово оказывается выше человеческого начала, доминирует над ним. Неслучайно Бродский писал в нобелевской лекции:

«... Начиная стихотворение, поэт, как правило, не знает, чем оно кончится, и порой оказывается очень удивлен тем, что получилось, ибо часто получается лучше, чем он предполагал, часто мысль его заходит дальше, чем он рассчитывал. Это и есть тот момент, когда будущее языка вмешивается в его настоящее. Пишущий стихотворение пишет его прежде всего потому, что стихотворение - колоссальный ускоритель сознания, мышления, мироощущения...»

Этот удивительный тезис Иосифа Александровича в той или иной степени становится своеобразной квинтэссенцией всей его поэтической мысли, поэт в своем желании как можно более ясно и четко высказать свое видение, явить идею, мысль в ее первозданной чистоте использует любые художественные методы. Для этого автор использует такую лексику, которая способна наиболее полно раскрыть замысел произведения: неологизмы, просторечия, диалектные слова, канцеляризмы, вульгаризмы. В этом прослеживается особое своеобразие поэта, так как в силу определённых социально-политических причин Бродскому не суждено было стать продолжателем поэтических традиций прошлого, однако он был новатором, интуитивно следующим им, развивающим культуру и привносящим в нее что-то исключительно свое.

В одном из интервью поэт сказал:

«Когда я уходил из школы, когда мои друзья бросали свои должности, дипломы, переключались на изящную словесность, мы действовали по интуиции, по инстинкту. Мы кого-то читали, мы вообще очень много читали, но никакой преемственности в том, чем мы занимались, не было. Не было ощущения, что мы продолжаем какую-то традицию, что у нас были какие-то воспитатели, отцы. Мы действительно были если не пасынками, то в некотором роде сиротами, и замечательно, когда сирота запевает голосом отца. Это и было, по-моему, самым потрясающим в нашем поколении»…

О языке и времени

Иосиф Бродский придавал большое значение поэзии, ибо, по его мнению, «это не "лучшие слова в лучшем порядке", это - высшая форма существования языка», а поэт - средство его существования «или, как сказал великий Оден, он - тот, кем язык жив».

Поэта долг - пытаться единить

края разрыва меж душой и телом.

И только смерть всему шитью - пределом.

«Мои слова, я думаю, умрут...»

В стихотворении «Художник» лирический герой, несмотря на преграды, стены непонимания и крики «Нелепо!», продолжает творить, верить в себя. С большим трудом он создавал настоящее «искусство», что оказалось намного важнее даже его собственной жизни; дело пережило своего творца, умершего непризнанным, без славы, но «на земле остались Иуды и Магдалины», как величайший вклад в культуру и ее существование, нуждавшееся в человеке-творце, который стал необходимым ее элементом, ее продолжателем.

Так и стихотворения, написанные Бродским, являются бесценным вкладом в культуру, в развитие языка. Это своеобразные миры, живущие своей жизнью вне времени, способные изменить человеческое восприятие окружающего. По Бродскому, сила влияния поэзии на человека бесконечна. Художественное слово поэта может побудить человека к действию, к мысли или к чувству, к стремлению иди вперед, к духовному развитию.

«Если искусство чему-то и учит (и художника - в первую голову), то именно частности человеческого существования. Будучи наиболее древней - и наиболее буквальной - формой частного предпринимательства, оно вольно или невольно поощряет в человеке именно его ощущение индивидуальности, уникальности, отдельности - превращая его из общественного животного в личность».

(Из Нобелевской лекции)

В стихотворении «Сидя в тени» люди, не способные самостоятельно думать, напоминают по своей сути «пчелиный рой», они лишаются индивидуальных черт, их личность нивелируется, они приобретают умение «шуметь голосом большинства». В этом заключается свойство нового поколения, которое идет вперед, стараясь поскорее оторваться от прошлого, и в жизни своей вовсе не вечности, а «постоянство ища». Такие люди, стремящиеся к делу, а не к мысли, были необходимы обществу, но эта духовная опустошенность ведет к печальному исходу, «будущее» подобного мира «черно».

А литература, особенно поэтическое слово, является самым верным способом избежать такого исхода и изменить ситуацию, силой своего влияния на человека. Поэтому художественные произведения имеют такое большое значение, по мнению Бродского, исключительно в их компетенции научить человека думать, а значит дать ему возможность действовать не так, как хотят остальные.

«Произведения искусства, литературы в особенности и стихотворение в частности обращаются к человеку тет-а-тет, вступая с ним в прямые, без посредников, отношения. За это-то и недолюбливают искусство вообще, литературу в особенности и поэзию в частности ревнители всеобщего блага, повелители масс, глашатаи исторической необходимости. Ибо там, где прошло искусство, где прочитано стихотворение, они обнаруживают на месте ожидаемого согласия и единодушия - равнодушие и разноголосие, на месте решимости к действию - невнимание и брезгливость»

(Из Нобелевской лекции)

Так, в стихотворении «Глаголы», построенном на метафорическом развертывании сюжета, люди уподобляются глаголам, ибо от личности осталось лишь действие, пустое и бездумное. Во фразе «глаголы без существительных. Глаголы-просто» заложена специфика безличного предложения; в жизни людей нет места размышлениям, ведь размышление, мысль, индивидуальность – это существительные, таким образом, безличные глаголы метафорически заменяют безликих людей.

Еще одно сходство людей с языковой единицей в том, что в жизни человеческой, как и у глагола, есть три времени, но в итоге «всеми своими тремя временами» те люди «однажды восходят на Голгофу». Голгофа – символ мученичества и страдания, где некто «стучит, забивая гвозди в прошедшее, в настоящее, в будущее время», значит, они забиты во все существование человеческое, для этих людей нет будущего, их прошлое и настоящее больше не имеют значения. И «Земля гипербол лежит под ними», в этой земле нет движения, она статична, она под тяжестью «гипербол», но «небо метафор плывет» над остальными людьми, значит, труд глаголов не был бесплоден, он создал возможность дальнейшего продолжения жизни.

В отождествлении глагола и человека Бродским сокрыта великая истина: человек неотделим от языка, а язык от человека, это взаимодополняющие компоненты единого целого, монолитного, они не способны существовать отдельно друг от друга.

От всего человека вам остаётся часть
речи. Часть речи вообще. Часть речи.

Человек важен поэту не как биологическая единица, но как носитель языка, как его продолжатель, как его реализатор. Все когда-либо созданное человеком становится частью культуры, все когда-либо сказанное или написанное - частью словесности.

«Часть речи» - это достижение бессмертия, абсолютного совершенства, достигающего общебытийных, космических масштабов. Если при жизни писатель – инструмент существования языка, то после смерти творец становится его частью, полностью объединяется с ним. В некоторой мере это подобно обожествлению.

По мнению Бродского, через язык поэт сливается со временем и фиксирует себя в нем, таким образом, переходя из мира материального в мир духовный, останавливая процесс физического распада. А литературное творчество – это важнейший фактор развития словесности, его свойство - непрекращающееся стремление к достижению идеала. Это является основной и самой главной чертой поэтического мира Бродского.

«Всякое творчество начинается как индивидуальное стремление к самоусовершенствованию и, в идеале, - к святости»

(«О Достоевском»)

Язык, по Бродскому, абсолютно неподвластен времени, и в этом заключается неимоверная сила, удивительная способность словесности нейтрализовать разрушительное действие хроноса. Таким образом, становится понятно, что смерть языка принципиально невозможна, она означала бы и полный конец всего сущего. А, исходя из художественных произведений Бродского, мы приходим к выводу, что язык имеет божественное происхождение, язык – это сам Бог, поэтому он занимает доминирующее положение над остальными бытийными понятиями: над временем, над природой, над человеком.

Так утешает язык певца,

превосходя самое природу,

свои окончания без конца

по падежу, по числу, по роду

меняя

«Сумерки. Снег. Тишина. Весьма...»

Язык находится в постоянном движении, он не статичен, ему свойственно постоянно пребывать в динамике. Так художественный мир поэзии Бродского открывает читателю еще одно свойство языка – его бесконечность, его стремление к постоянному, непрекращающемуся развитию.

«Всякое сказанное слово требует какого-то продолжения. Продолжить можно по-разному: логически, фонетически, грамматически, в рифму. Так развивается язык, и если не логика, то фонетика указывает на то, что он требует себе развития. Ибо то, что сказано, никогда не конец, но край речи, за которым - благодаря существованию Времени - всегда нечто следует. И то, что следует, всегда интереснее уже сказанного - но уже не благодаря Времени, а скорее вопреки ему».

(«Проза и эссе»)

Словесность концентрирует в себе все созданные когда-либо произведения, постоянно совершенствуясь, создавая что-то новое. А главным инструментом ее развития является писатель; Иосиф Бродский посвятил этой теме множество произведений, тем самым совершив бесценный вклад в русскую словесность. Он всегда любил русский язык и восхищался им, неслучайно свои стихотворные произведения он писал исключительно на этом языке. «Пока есть такой язык, как русский, поэзия неизбежна».

О человеке и времени

Когда-нибудь, когда не станет нас,

Точнее – после нас, на нашем месте

Возникнет тоже что-нибудь такое,

Чему любой, кто знал нас, ужаснётся.

Но знавших нас не будет слишком много.

«Остановка в пустыне»

В итоге жизни, обнажающей «зубы при каждой встрече», от человека остается собственная, ни на что не похожая «часть речи». В строчках Бродского, пропитанных вопросом о сути бытия, говорится, что истасканные судьбою люди, встретившись с «убогими ее мерилами», с «короткими её дорогами», со временем начинают относиться к этому как к «данности», теряя смысл, заложенный в жизни. Поскольку «к жизни нас приучили относиться как к объекту наших умозаключений» - путем логического вывода строится суждение о том, как следует правильно жить. Даже писатель, владея искусством слова, не в силах постигнуть «искусство жизни», поскольку он – всё-таки человек, находящийся под властью языка, космоса, времени…

Бродский вообще достаточно часто обращается ко времени. «Сутки», «грядущее», «старение», другие единицы измерения времени, глаголы, создающие отсылки к прошлому, настоящему, будущему – по Бродскому, все они не несут значимой ценности жизни. Это всего лишь временные рамки, которые должны, как и сам человек, наполниться конкретным содержанием, которое и есть «часть речи» - часть безграничной вселенной, обречённой остаться после.

Бабочка - героиня стихотворения с одноименным названием - живет «лишь сутки», но Творец наградил её необычайной красотой: «на крылышках твоих зрачки, ресницы», «ты – пейзаж, и, взявши лупу, я обнаружу группу нимф, пляску, пляж». И это маленькое существо, бабочка, олицетворяет один день человека - незначительный временной промежуток, который, по большому счёту, «для нас – ничто». «Но что же в руке моей так схоже с тобой?» - задается вопросом поэт. В этом мире всё, имеющее плоть, не может существовать вечно. И жизнь бабочки, и людей имеет свой конец.

Человек не чувствует дней, поскольку у него «за спиною тучи» таких бабочек. Но одна она «ближе и зримее», чем один день, который в лице бабочки словно обретает тело и смысл своего наличия в судьбе человека.

Век скоро кончится, но раньше кончусь я.

Это, боюсь, не вопрос чутья.

Скорее - влиянье небытия

На бытие.

«Fin de Siecle»

Бродский постоянно говорит о власти времени над человеком. Время может бесследно стереть все, и «поди его упрекни». Из-за этого человек придает слишком большое значение времени:

… Пространство заселено.

Трению времени о него вольно

усиливаться сколько влезет.

Чтобы время продолжало течь, оно «требует жертвы, развалины». И это не какие-нибудь простые ненужные вещи, а самое ценное, что есть у человека - «чувства, мысли, плюс воспоминания». «Таков аппетит и вкус времени», а человек беспрекословно преподносит столь щедрые дары, чтобы великое время не смогло поглотить их полностью. Отчего поэт называет «новые времена» печальными. Но «движущееся вовне время не стоит внимания». Главное, чем и каким образом человек пропитывает свои временные промежутки.

Все это было, было.

Все это нас палило.

Все это лило, било…

«Стихи о принятии мира»

Человеческая жизнь насыщенна разного рода трудностями, через которые он вынужден проходить, дабы учиться и выбирать истинный путь. Преодолевая время, люди «научились драться и научились греться у спрятавшегося солнца». Они, живущие в одном времени, проходят этот этап почти одинаково, так как мы не научились «не повторяться», и в целом человечеству «нравится постоянство». И осознать это человек может, взглянув глазами старости.

Жужжащее, как насекомое,

время нашло наконец искомое

лакомство в твердом моем затылке.

«1972 год»

«Старение! Здравствуй, мое старение!» - время никого, ничего не жалеет, всё сходится, в лучшем случае, к одному. С приходом крайней временной части жизни, сопровождающейся проблемами со зрением, неподвижным телом, хрустом суставов, люди начинают бояться, даже если уже бояться нечего:

Все, что я мог потерять, утрачено

начисто. Но и достиг я начерно

все, чего было достичь назначено

И вот именно из-за этого «нечего» страх поселяется у человека, ведь чувствуется «влиянье грядущей трупности». Хоть человек и ощущает страх приближения смерти, он понимает, что увековечит свои мысли, чувства, возможно, в духовном мире творчества и как поэт - в «словесности»:

«Одна из заслуг литературы и состоит в том, что она помогает человеку уточнить время его существования, отличить себя в толпе как предшественников, так и себе подобных, избежать тавтологии, то есть участи, известной иначе под почетным названием «жертвы истории»

(Из Нобелевской лекции)

Бродский говорит нам о «превращении тела в голую вещь» - эмоции утрачиваются человеком в процессе старения. Это - когда «хочется плакать. Но плакать нечего». Только осязанием пустоты поэт наделяет лирического героя в стихотворении «1972 год», он перестает чувствовать время.

Поэтому Бродский доносит нам главную мысль о том, что следует в любом случае жить, действовать, пока есть возможность, не оглядываясь на временные отрезки: «Бей в барабан, пока держишь палочки!».

Заключение

Поэтический язык Иосифа Бродского характеризуется многообразием смысловых оттенков, обилием метафор, эпитетов, сравнений, показывающих неординарность мышления и мироощущения автора.

Поэт затрагивает философские вопросы о времени, о человеке, об устройстве всего мира, но главный, центральный, корневой вывод, к которому он приводит своего читателя – это идея о доминирующем значении языка над всем остальным, о его божественном происхождении.

И если все физическое подвержено распаду, то язык остаётся перманентным, абсолютным явлением, он вполне способен преодолеть даже разрушительное действие времени. Но язык не в состоянии существовать сам по себе, отдельно от человека, и писатель или поэт является тем, кто в силах и должен поддерживать и развивать его. В этом заключается великое предназначение Иосифа Бродского как творца, ибо литературное творчество обладает немыслимой силой, способной изменить человеческое мышление, и поддерживать язык в постоянном развитии.

Его произведения продолжают существовать в вечности, спасая словесность от оскудения или возможного исчезновения, а человека от духовного разложения.

Список литературы

1. Стихотворение «Памяти Т.Б.» И. Бродский, 1968 г.
2. Стихотворение «Мои слова, я думаю, умрут...» И. Бродский, 1963 г.
3. Стихотворение «Сумерки. Снег. Тишина. Весьма...» И.Бродский, 1966 г.
4. Стихотворение «Остановка в пустыне» И.Бродский, 1966 г.
5. Стихотворение «Бабочка» И.Бродский, 1972 г.
6. Стихотворение «Fin de Siecle» И. Бродский, 1989 г.
7. Стихотворение «Стихи о принятии мира» И. Бродский, 1958 г.
8. Стихотворение «1972 год» И.Бродский, 1972 г.
9. Стихотворение «…и при слове «грядущее» из русского языка» И.Бродский, 1975 г.
10. Стихотворение «Посвящается Ялте» И.Бродский, 1969 г.
11. Нобелевская лекция И.Бродский, 1987 г.
12. Эссе «О Достоевском» И.Бродский, 1980 г.
13. Интервью И.Бродского
14. «Проза и эссе» И.Бродского

Вместе с тем анализ важнейших поэтических тем Бродского, таких как смерть (и шире - вообще утраты), время, пустота, пространство, язык (более конкретно - поэзия, искусство), свет/

тьма, позволяет высказать предположение о том, что философско-эстетической основой, на которой и при посредстве которой Бродскому удалось сплавить столь несхожие тенденции, стала в его творчестве традиция барокко: И в самом деле, начиная с ранних стихов Бродский смотрит на мир «с точки зрения смерти». Степень подлинности любой ценности

проверяется у Бродского через мысленное сопоставление со смертью: «Неужели все они мертвы, неужели это правда,/ каждый, кто любил меня, обнимал, так смеялся,/ неужели я не услышу издали крик брата,/ неужели они ушли,/ а я остался». («Июльское интермеццо», 1961); «ты имя вдруг мое шепнешь беззлобно,/ и я в могиле торопливо вздрогну» (1962); «я хотел бы чтоб меня нашли/ оставшимся навек в твоих объятьях,/ засыпанного новою золою» (1962); «Здесь, захороненный живьем,/ я в сумерках брожу

жнивьем...» (1964). Последний образ пройдет через всю поэзию Бродского: его лирический герой живет, «с тенью своей маршируя в ногу», ни на минуту не забывая о близости края, мрака, небытия, о том, что «все неустойчиво (раз и сдуло)». Именно смерть парадоксальным образом служит главным доказательством реальности бытия: «Так и смерть, растяжение жил/ - не труды и не слава поэта -/ подтверждает, что все-таки жил, делал тени Из ясного света» (1963). Образ смерти возникает у Бродского как логическое завершение мотивов боли и утрат, носящих характер универсального «вещества существования». Уже в ранней поэме «Холмы» (1962) Бродский разворачивал философскую метафору бытия как нормального перехода от страдания к смерти:

Холмы - это наши страданья.

Холмы - это наша любовь.

Холмы - это крик, рыданье,

уходят, приходят вновь.

Свет и безмерность боли,

наша тоска и страх,

наши мечты и горе,

все это - в их кустах.

Присно, вчера и ныне

по склону движемся мы.

Смерть - это только равнины.

Жизнь - холмы, холмы.

По Бродскому, способность человека принять, не прячась, вместить в сознание мрак смерти, боль утрат, боль вообще как то, из чего сделана жизнь, как ее существо - есть единственный способ преодоления мрака и боли. Вот почему лирический герой Бродского, начиная

с самых ранних стихов, напряженно вглядывается во мрак: «с недавних пор я вижу и во мраке», «Отче, дай мне поднять очи от тьмы кромешной!», «Я сижу в темноте. И она не хуже/в комнате,

чем темнота снаружи». По Бродскому, только вглядываясь в темноту, можно увидеть свет. Потому, что «то, что кажется точкой во тьме, может быть лишь одним - звездою» («Колыбельная

трескового мыса», 1975). Только помня о конечности существования, можно понять красоту жизни - и в этом смысле человек превосходит богов («Вертумн»). Неизбежность превращения в «никто, ничто» лишь усиливает сознание уникальной ценности жизни и человека, «очерк чей и через сто/тысяч лет неповторим».

Бродский даёт собственную идеальную модель бытия, которая, по его представлению, лучше рая. Важнейшие признаки – безграничность, одухотворённость, совершенство, творческая активность как основная форма жизнедеятельности, не имеющая пределов устремлённость ввысь. Этот мир иной существует в сознании поэта и является для него более важным, чем мир земной. Образные обозначения – метафоры звезды, «той страны», «там». Поэт чувствует себя подданным «той страны». В стихотворении «Сонет» (1962) лирический герой живёт одновременно в реальном и идеальном. Реальный мир характеризуется тюремной метафористикой, а идеальный мир – мир сладостно-возвышенной грёзы. Туда, в высшее измерение, и стремится душа лирического героя:

А я опять задумчиво бреду

с допроса на допрос по коридору

в ту дальнюю страну, где больше нет

ни января, ни февраля, ни марта.

Герой выходит за границы своего «я» в сферу чистого духа. Устремлённость в мир иной, когда творческое воображение сливается с трансценденцией, в образном плане воссоздаёт «Большая элегия Джону Донну». Если вспомнить слова Бродского, что литературное посвящение – это и автопортрет пишущего, то следует признать: описание надмирного полёта души Джона Донна одновременно изображает и запредельный полёт души автора произведения:

Ты птицей был и видел свой народ

повсюду, весь, взлетал над скатом крыши.

Ты видел все моря, весь дальний край.

И Ад ты зрел – в себе, а после – в яви.

Ты видел также явно светлый Рай

в печальнейшей – из всех страстей – оправе.

Ты видел: жизнь, она как остров твой.

И с Океаном этим ты встречался:

со всех сторон лишь тьма, лишь тьма и вой.

Ты Бога облетел и вспять помчался.

Пространство стихотворения – это пространство культуры, духовности. И здесь сквозь века один поэт слышит другого поэта, в чьей муке узнаёт собственную. Сближает одного и другого оплакивание смертного удела человека. Если, по Донну, земная жизнь – ад, то Бродский уподобляет её уже идущему страшному суду, который люди умудряются проспать. Мотив беспробудного сна, которым охвачено буквально всё на земле, – сквозной. Не случайно даже живые в авторском описании не отличаются от мёртвых. Спят и добро и зло, и бог уснул – всё спит, и над землёй идёт снегопад, покрывающий землю как будто белым саваном. Единственное существо, которое, по мысли Бродского, в это время не спит, – поэт (Джон Донн), чья цель – создать идеальный мир, более прекрасный, чем все когда-либо придуманные. Пока на земле пишутся стихи, подчёркивает Бродский, жизни не суждено прекратиться.

2.Образ эпохи и нравственное взросление героя в рассказе В.Распутина «Уроки французского ».

Валентин Распутин стал известен широкому кругу читателей как «деревенский» писатель. Его прежде всего интересуют не нов­шества нашей жизни, а то древнее, исконно русское, глубинное, что уходит из нашей жизни. Но помимо этого он изображал и тяготы, легшие на плечи крестьян, которые не могли не отразиться и на детских судьбах. В рассказе «Уроки французского» Распутин описывает нелегкую, полуголодную жизнь деревенского мальчишки. Его мать изо всех сил старается дать ему образование. В одиннадцать лет начинает­ся у него самостоятельная жизнь. И хотя он очень хорошо учит­ся, его постоянным спутником остается голод. Он ужасно поху­дел, так что даже мать напугалась его. Он прекрасно понимает, что ей нелегко, поэтому утаивает от нее тяготы своей жизни, старается не расстраивать ее жалобами. Он прекрасно знает цену деньгам, цену каждой посылки матери. У такого маленького, еще не окрепшего психологически человечка, тем не менее, есть жесткий внутренний стержень, который не дает ему сломиться под ударами судьбы. Гордо и стойко переносит он голод, отверга­ет помощь учительницы Лидии Михайловны. Терпит он и униже­ния со стороны игроков в «чику». Эта игра в один прекрасный момент становится его единственной надеждой на выживание. Но жестокость его сверстников заставляет его покинуть поле игры. Выручает его Лидия Михайловна. Уроки французского пере­носятся из школы к ней домой. А здесь учительница сама предла­гает мальчику играть. Она прекрасно понимает, что маленький гордец ни за что не примет ее подарки. Поэтому она дает ему возможность честно их заработать, выиграть. Именно этой мыс­лью он себя и успокаивает, беря деньги. Молодая, но уже мудрая и сметливая, она сначала подыгрывает мальчику, а потом, пони­мая, как это его обижает, прямо на его глазах начинает мошенничать. Это убеждает его в честности заработанных им денег. «Я тут же напрочь забыл, что всего вчера Лидия Михайловна пыталась подыграть мне, и следил только за тем, чтобы она меня не обманула. Ну и ну! Лидия Михайловна, называется». Таким образом, уроки французского станут уроками добро­ты, великодушия, хотя и не оцененными, не понятыми. Печален финал произведения. Лидия Михайловна уволена и уезжает на родину. Но даже там она не забывает о своем ученике, посылает ему посылку с макаронами, а на дне лежат, как догадывается мальчик, три яблока. Грусть проскальзывает в заключительных строках: мальчик видел их раньше только на картинке. Распутин задумывается о судьбах детей, принявших на свои хрупкие плечи тяжелое бремя эпохи переворотов, войн и рево­люций Но, тем не менее, есть на свете доброта, способная пре­одолеть все трудности. Вера в светлый идеал доброты - харак­терная особенность произведений Распутина.